Повседневная жизнь языческой Руси

Случались бесчинства и во время поминок, наиболее часто в Семик — день поминовения «заложных покойников» (утопленников, казненных, умерших от голода, неизвестных). Поминки на кладбище плавно переходили в буйство. Самые впечатляющие масштабы принимали эти буйства в Верхнем Поволжье, где изготавливались из соломы и тряпок чучела Семика и Семичихи. Женщины в масках и обвешанные фаллическими символами носили их по селу и просили угощение: «Семику — яичко, Семичихе — молочка…» Затем они отправлялись за деревню «гонять Семика». Мужчинам запрещалось участвовать в процессии и оргии. За селом звучали непристойные песни, сопровождаемые стуком в металлические предметы (ведра, печные заслонки, косы), женщины оголялись и скакали на метках или палках вокруг чучел, кувыркались и катались по земле, страшно сквернословя при этом.

Сквернословие входило в состав языческих «отгонных действий», поскольку слово считалось столь же материальным объектом, что и вещественные предметы. Злыми словами, грязными выражениями можно было отогнать любого «врага» от своих границ. С принятием христианства сквернословие вошло в перечень «устной гнуси», как это следует из «Изборника Святослава» 1073 года: «Гнусь бо есть ручьная: грабление, злодеяние; устьнная же: хуление, клеветание, сквернословие, смех, укорение»[227].

Все бесчинства в большей или меньшей степени вызывались и сопровождались обильным питием хмельных напитков. В 921–922 годах арабский путешественник Ибн-Фадлан видел на Волге похороны знатного руса, которые начинались с питья хмельных напитков еще до сожжения умершего и продолжались в том же духе несколько дней: «Они… пьют ночью и днем, так что иной из них умрет, держа кубок в руке»[228].

Способность много пить, напиваться допьяна расценивалась как признак богатырства. Широко известны слова князя Владимира Святославича, сказанные им якобы при выборе веры: «…Руси есть веселие пити, не можем бес того быти»[229]. Да и сам князь знаменит был своими обильными и многодневными хмельными пирами.

В русских былинах богатыри единым духом осушали чаши весом в полтора пуда. Так, Василий Буслаевич созывает пир «пива пьяного», на котором богатыри после всего выпитого должны еще выдержать удар «черленого вяза» — дубины. И если у пьющих это получалось, то Василий Буслаевич брал их в свою дружину. Другой былинный богатырь Илья Муромец выкатывает бочки с вином и созывает «голь кабацкую»:

Ступайте вы ко стару на почестной пир,
Напою вином и всех вас допьяна.

В былине «Василий Игнатьевич и Батыга» герой освобождает Киев от врагов, только упившись допьяна.

По представлениям язычников, пить до полного опьянения значило проявлять уважение к хозяину, поэтому этот обычай, порицаемый церковью, продолжал существовать на протяжении столетий вплоть до настоящего времени. В праздники бражничество как бы входило в праздничный чин. Бесчинное, беспричинное пьянство однозначно осуждалось православной церковью, оно считалось грехом более тяжким, чем идолопоклонство. Народные поговорки отражают двойственное отношение к пьянству: «Пьян да умен, два угодья в нем»; «В пьяном бес волен»; «Над пьяным и оборотень потешается».

Бесчинным было пародийное опаивание «мнимого мертвеца» на поминках, когда кто-то из мужчин изображал умершего. Его обильно кормили и поили, а когда он упивался, то выносили из избы и бросали за воротами, а сами начинали петь песни, плясать и драться.

«Хворь, выйди вон!»

Болезни, судя по всему, воспринимались язычниками как некая телесная, чуждая человеку сущность, проникающая в него извне, как насланная кем-то порча или как нечистая сила, захватившая человека в свои сети. Поэтому ее необходимо было «прогнать», тем или иным способом выдворить из организма, совершив специальные обрядовые действия.

По представлениям древнерусских язычников, болезни жили где-то на краю света, за морем, в болотах, на дне колодцев, в дремучих лесах, колючих зарослях, в общем, в разных гиблых местах. Но источником болезни могла быть и собственная тень человека, воспринимаемая как отдельное существо. Тень вызывала усыхание и похудение. В таких случаях тень из больного «вынимали» следующим образом: подводили человека к стене, падавшую от его фигуры тень обкалывали булавками либо обводили мелом или измеряли нитью. После этого нитку сжигали, булавки выкладывали на пороге, прося тень забрать свою болезнь.