В Терской области летние пастбища располагались под Эльбрусом и в районе Кисловодска, в Кубанской области - по верхнему течению Кубани и ее притоков (Лабе, Белой, Урупу, Большому и Малому Зеленчуку). Долины этих рек служили зимними пастбищами. Табуны содержали также в долинах Малки, Кумы и Терека. Ногайские кочевники, не занимавшиеся отгонным скотоводством, круглый год пасли свои табуны в степях Ставрополья и Кизляра.
Средний табун имел 150-200 голов. Широко практиковалась коллективная форма пастьбы, когда несколько коневодов, обычно родственные семьи, соединяли своих лошадей в один табун.
Вот как описывает жизнь табуна В. П. Пожидаев, наблюдавший ее на летних Зольских пастбищах в Кабарде: «Лучшими часами для кормежки считается время от восхода солнца до 11 часов дня. С наступлением жары лошади останавливаются где-нибудь на возвышении и, повернувшись головой к ветру, стоят, пока спадет жара, 2-3 часа. Это дневной отдых. Вместе с табуном отдыхают и табунщики, которые в эти часы сходят со своих лошадей и дают небольшой отдых и им, а вместе с тем подкрепляются и сами. Отстоявшись, кони снова трогаются на пастьбу и так до заката солнца… Спят и отдыхают лошади в течение ночи три раза с небольшими перерывами. Первый сон для лошадей наступает в сумерки и продолжается полтора-два часа, второй - в полночь, и продолжается час, третий - перед рассветом - тоже не более часа. Обычно для этого кони собираются в кучу и останавливаются: жеребцы по краям, матки и молодняк в середине. Молодые же жеребята-сосунки, растянувшись на траве, крепко спят около своих матерей, как малые дети. Матки и жеребцы и прочие представители табуна спят большей частью стоя на ногах, чутко и осторожно».
Табун подразделялся на множество косяков, из которых каждый обычно состоял из 10 маток и одного породистого производителя. Лошадь находилась в табуне 3-5 и более лет. В возрасте четырех лет ее обычно объезжали, а жеребцов холостили. Объездка происходила следующим образом. Один из табунщиков, «длинным волосяным арканом поймав коня, приближался к нему, хватая его за ухо, и крепко держал; другой осторожно надевал уздечку и вкладывал удила, а затем, подняв у уха повод, надевал кожаную треногу… Лошадь начинала биться, метаться; табунщики, сдерживая аркан, не препятствовали ей. Когда лошадь уставала и, случалось даже, падала, табунщик подходил к ней сзади и, тряхнув ее за хвост, поднимал и приводил в себя. После этого лошадь седлали… Затем табунщик садился на лошадь: она, срываясь с места, металась из стороны в сторону, взмывалась на дыбы, иногда намереваясь упасть, чтобы сбросить ездока, но табунщик сидел, по выражению коневодов, «как пришитый», зорко следил за ее намерениями и предупреждал ее коварство, то умелым поворотом, то ударом треноги, то вздергиванием, то послаблением удил». После объездки лошадь купали и выпускали в табун. В течение года выучка периодически повторялась, однако с меньшими усилиями и риском. Хороший табунщик в день мог объезжать до десятка лошадей. 209
Собаки