Читаем Повседневная жизнь горцев Северного Кавказа в XIX веке полностью

На одной стороне комнаты вдоль стены были деревянные полки, на которых лежали котлы, чашки (деревянные, глиняные и медные), сито; там же, на стене, висела большая деревянная чашка, деревянный же сосуд с резьбою, называемый кусридичу, из которого торчали деревянные ложки и палочки, служащие у горцев вместо вилок. С другой стороны у стены стоял громадный деревянный сундук (су) длиною около 5, а вышиною до 3 аршин, украшенный местами грубою резьбою. Сундук этот имел в себе три отделения, в которых хранился зерновой хлеб - пшеница, ячмень и просо. Эта комната служила зимней кухней. Левее ее, с коридора, был вход в большую комнату, построенную на арках, без штукатурки, там лежали сено и солома для скота. На верхнем этаже находился балкон, с которого входили в светлую комнату, служившую летней кухней. Далее была большая комната, потолок которой был увешан сушеной бараниной и курдюками различных времен; одни из них уже висели года четыре и были темно-желтого цвета, другие - три года и т. д. Под курдюками стояли чашки для вытекающего из них сала (старые курдюки занимают почетное место в пище горцев, и не иначе варят их, как только для самых роскошных обедов; часто также кормят ими больных как лекарством). Стены были увешаны всякого рода посудою; тут были медные тазы разной величины, такие же кувшины, чашки, подносы, - что составляет главное домашнее богатство горца; такая же посуда глиняная, фарфоровая, стеклянная, а также тарелки с узорами, которые почти никогда не бывали в употреблении, а служили только для украшения.

В одном из углов комнаты была сложена постель, то есть несколько тюфяков, сделанных из пестрого шерстяного паласа, домашней ткани и пестрого грубого холста, набитых шерстью или мягкою травою; несколько одеял из персидской бумажной материи и столько же подушек, набитых тоже шерстью или просто ватою. Эти подушки были покрыты грубою ситцевою матернею и никаких наволок не полагалось для них… Между постелью были сложены разноцветные войлоки с цветными шерстяными кистями по краям, служившие простынями для постели; далее большие овчинные шубы, новые и старые, на колышках же, вбитых в стену, висели маленькие ночные папахи из бараньей шкуры. В той же комнате стояло несколько сундуков персидской работы, покрытых разукрашенной жестью; в них хранились одежды, разные материи и другие вещи. Сундуки эти принадлежали исключительно матери, и отец никогда в них не заглядывал, потому что для мужчины считается неприличным смотреть в женский сундук.

Дальше, с боку этой комнаты, была еще маленькая комната, вся застланная коврами и паласами, со многими нишами в стенах, наполненными арабскими книгами. Комната эта была гораздо чище других и освещалась двумя окошками, украшенными деревянною резьбою в персидском вкусе. На потолке ее были различные надписи-изречения из Корана, молитвы и арабские стихи, в таком роде: «Дом, семейство и все имущество наше суть не что иное, как временно порученное нам; рано или поздно нужно возвратить их владельцу». Снаружи, над дверью, было вырезано на камне двустишие на арабском языке такого содержания: «О дом, да не войдет в тебя печаль, и да не играет судьба с жильцом твоим! Как ты уютен для каждого гостя, когда чужеземец нуждается в отдыхе!» Эта комната (тавхана) служила кабинетом для отца: в ней он просиживал почти целый день и читал книги или молился; в ней же принимались и гости, исключая таких, которые по положению своему и званию не заслуживали слишком почетного приема…»

Жилища дагестанской знати были богаче и просторней, но строились по тому же принципу. Н. И. Воронов сообщает: «В Кумухе еще целы два ханских дома, хотя в одном из них отчасти произошли переделки в русском вкусе. Впрочем, переделана только та часть этого дома, которая занята собственно окружным управлением, в другой же половине проживает и теперь бывшая ханша. (По имени Шамхал-бике. Она дочь Нуцал-хана (Аварского), вдова Агалар-хана, теперь в замужестве за одним из сыновей последнего Кюринского хана…) Лучшие жилые комнаты этого дома, как и в каждой дагестанской сакле, находятся на втором этаже; в них ведет лесенка без перил, на которой весьма легко споткнуться; затем следует открытая галерея с тонкими деревянными колонками, и с нее маленькая и узкая дверь с высоким порогом ведет в самые дальние комнаты. Эти последние убраны отчасти по-европейски, то есть в них есть кое-какая мебель, а больше - в туземном вкусе: полы покрыты коврами и паласами; на стенах висят одеяла и куски материй; в нишах стен расставлена разная стеклянная и фаянсовая посуда, между которою больше всего чайных полоскательных чашек. При переходе из комнаты в комнату неизбежно встретишь спуск или подъем по нескольким ступеням.

В одной из комнат ханского дома я имел ночлег: в ней стояла двуспальная кровать, был стол, вроде письменного, было два-три стула, на кровати лежала перина, застланная парчовым одеялом, а в головах - одна громадная подушка, тоже парчовая, верхней наволочкой для которой служил накрахмаленный тюль…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология