Повседневная жизнь французов при Наполеоне

Злачные места столицы — Пале-Рояль, фойе театра Монтансье (молодой первый консул не закрывал его из страха прогневить старых холостяков), Итальянский бульвар, площади, набережные, рынки.

В конце 1799 года Фуше объявил войну проституции. Полицейские не получали жалованья, организация была слаба, но министр очень хотел отличиться. Отряды пехоты и кавалерии окружили Пале-Рояль и изловили несколько сотен женщин. Когда обшаривали соседние кварталы, то натолкнулись на сопротивление рыночных силачей.

Что дальше — ведь пойманных вовсе не уличили в открытом нарушении нравственности? Куда их теперь — в места отдаленные? В Египет?

Последнее предположение вовсе не казалось фантастическим. Разве Наполеон не попросил министра внутренних дел Лапласа набрать труппу актеров для отправки в Африку, добавив при этом, что «не худо бы прихватить парочку-другую танцовщиц»?

Времена тирании еще не наступили, и публика возмущалась «произволом». Зная об этом, Бонапарт решил прекратить «нелепые слухи».

На завтрак в Люксембургский дворец были приглашены Рёдерер и Вольней[278]. Разговор был проведен с тем расчетом, чтобы его главное содержание получило огласку

Бонапарт: Что за черт! Кто это выдумал, будто я хочу отправить арестованных в Пале-Рояле девиц в Египет?

Жозефина: Министр полиции мне сам сказал на днях, что их отправят в Египет.

Бонапарт: Это ужас что такое! Черт возьми! Так не ссылают.

Рёдерер: Вчера и мне говорил Беньо[279], что у министра полиции это уже решенный вопрос.

Бонапарт: С чего он это взял? Гражданин Рёдерер, прошу вас написать хорошую статью, чтобы рассеять эти слухи. Не каких-нибудь две-три строчки, а целую статью, чтобы она обратила внимание. Можно желать обуздать распущенность Пале-Рояля, но так не ссылают людей.

Вольней цинично шутит.

Бонапарт (смеясь): Ого, гражданин Вольней, это немножко чересчур! Вы шутите, как старый холостяк. Нашим войскам в Египте не нужны парижские девицы; у них там есть свои, да еще какие красавицы! У них там есть черкешенки.

Мамелюк, стоявший за спиной Жозефины, улыбается.

Бонапарт (глядя на него): Ага! Вот он меня понимает, — не правда ли, ты понимаешь меня? (Смеясь?) У нас в Египте женщин достаточно? (Оборачивается к своему мамелюку, который прислуживает ему) Не правда ли, Рустам, в Египте есть красавицы султанши? (Встает из-за стола, повторяет свой вопрос Рустаму и прибавляет?) Ты ведь теперь уже научился понимать по-французски, а? (Берет его за голову обеими руками и два-три раза раскачивает ее справа налево?)

Разговор возымел нужный эффект. Вечером Рёдерер пишет статью и публикует ее в «Journal de Paris». Общественность узнает, что новый правитель не будет ссылать без суда даже «самых презренных тварей». Фуше схватывает все на лету и вскоре выпускает задержанных, прозванных «женщинами света».

Сама акция заставила девиц быть осмотрительнее. Ясно, что теперь не стоит, как раньше, удовлетворять клиентов «тут же, на чистом воздухе, между лавок торговцев живностью» (как выразился один полицейский чиновник в своем донесении).

Министр даже объявил, что он более не будет использовать проституток для сбора нужных сведений. Тем самым он порывает с дурными традициями своих предшественников!

Увы, он не сдержал обещания. Быстро прошли времена, когда агенты Бурбонов почти не видели следов деятельности политической полиции. Организация Фуше укрепится, получит изрядное финансирование и не станет стеснять себя в средствах и методах.

«Мне удалось посеять в людях убеждение, — писал Фуше в мемуарах, — что везде и всюду, там, где собираются четверо, непременно есть и мои люди, обязанные наблюдать и подслушивать».

Министр имел доносителей в государственных учреждениях, в тайных политических организациях, в салонах, в армии, на фабриках, в трактирах, борделях и игорных домах. Он подкупил даже супругу Наполеона — Жозефина получала от него тысячу франков в день «на булавки». А вся «женская агентура» обходилась министру в 5,5 миллиона франков в год.

Откуда такие средства? Фуше обложил данью и азартные игры, и проституцию. Главный управляющий игорными залами Парижа вносил в его пользу три тысячи франков в день. Держатели притонов, жрицы любви платили дань и поставляли нужные сведения. Фуше информировал Наполеона, но при этом всегда вел свою игру.

Пространство и время

«Если французы не могут похвастаться своим земледелием, то у них есть хорошие дороги, — писал Артур Юнг. — Ничто не может сравниться с дорогой, идущей через прекрасный лес Невилье. И действительно, начиная от Салера, она сделана очень хорошо: широкое шоссе и холмы, сравненные с долинами, наполнили бы меня восхищением, если бы я только не знал об ужасных дорожных повинностях, которые вызывают во мне жалость к несчастным крестьянам, потом и кровью которых создано это великолепие».