Повседневная жизнь французов при Наполеоне

Таким вижу я героя, коему предшествует молния. Он решил дать стране, восставшей против него, коммерцию, искусства, мир и изобилие, которые расцветают при его поддержке» (Ж. Б. Баржо. Ода «Завоевание Москвы»).

Покорение Москвы, как писали французские газеты, — это нечто «выходящее за пределы всего, что давала нам доселе его полная чудес история».

Ликованию не было предела. Опасались лишь одного: как бы император не проследовал триумфально в Индию вместо того, чтобы поскорее вернуться.

Другая императрица — ибо ее не лишили этого титула — едет из Мальмезона в Милан, куда ее пригласил сын, имперский принц Евгений Богарне, командир корпуса Великой армии. Она находит невестку Августу Амелию[298] «отменно выглядящей», а внуков — «прелестными и ласковыми».

31 июля, после тяжелых родов, супруга принца родила сына. Жозефина пишет Евгению в Россию: «Твой сын — крепыш, весельчак и сама нежность. Мы с ним прекрасно ладим».

Жозефина вновь пускается в путь, переваливает через Альпы и приезжает на курорт Экс-ле-Бен, а затем в свой новый дом в Преньи. Она принимает приглашения, навещает префекта Капелла[299], затем отправляется в префектуру Женевы, центр департамента Монблан, на прием в честь победы Наполеона над русскими армиями. А король Вестфальский Жером Бонапарт, дезертировавший в начале кампании, 13 ноября устраивает бал в честь открытия в Касселе новой статуи Наполеона.

Вернувшись в Париж, Жозефина узнает о заговоре генерала Мале. И понимает, что императора надо беречь.

Она пишет сыну: «Злодеи способны на все. Передай от меня императору, что он плохо поступает, селясь во дворцах и не проверив, а вдруг они заминированы».

Император приучил всех не сомневаться в исходе сражений. Однако, в дополнение к обычным победным реляциям, свежие бюллетени Великой армии содержали и слова, побуждавшие к размышлению. Почему армия отступает, хотя и со славой?

«Мы начали пробуждаться ото сна», — вспоминала герцогиня д'Абрантес.

«Мне что-то непонятна история с московским пожаром и всем прочим», — призналась Евгению сестра Гортензия.

Непонятными кажутся и взрывы хохота, прозвучавшие через несколько дней после Березины. Да, было и такое!

«1 декабря ставка была в Стойках; такого скверного ночлега мы еще никогда не имели, — рассказывает Коленкур. — Мы прозвали эту деревню Мизерово (от французского слова “misere” — нищета). У императора и начальника штаба были маленькие ниши в 7–8 квадратных футов каждая.

В другой комнате набились все остальные чины штаба. Холод был такой, что все искали спасения в этой комнате, переполненной так, что можно было задохнуться; лежать можно было только на боку, так как больше места не было. Было так тесно, что если бросить иголку, она не упала бы на пол.

Выходя из комнаты, кто-то в темноте наступил на ногу г-на де Боссе[300], который ехал с нами из Москвы в коляске и жестоко страдал от подагры. Проснувшись от боли, причиненной ему этой косолапостью, несчастный закричал: «Это ужасно! Это убийство!» Те, кто не спал, расхохотались, и смех разбудил спящих, и вот, в конце концов, и самые серьезные люди, в том числе и бедняга больной, и самые легкомысленные громкими взрывами хохота одинаково уплатили свою дань этому минутному веселью. Я рассказываю об этой сцене, чтобы показать, до какой степени человек привыкает к самым прискорбным событиям и становится почти бесчувственным зрителем величайших несчастий, а в то же время его развлекает самый ничтожный пустяк».

А еще через несколько дней взорвалась бомба, подложенная под Империю: 29-й бюллетень!

Всё новые зловещие подробности увеличивали ужас впечатления от событий в далекой России. Обычно бюллетени называли и имена героев, и имена тех выдающихся воинов, офицеров и генералов, которые были убиты либо ранены. Но теперь главные вопросы не «кто погиб» или «кто ранен», а «кто выжил».

Неужели Наполеон побежден? Этого не может быть!

Что же случилось в столице Империи в отсутствие Наполеона?

Удаленный императором за свои республиканские убеждения, генерал Клод Франсуа Мале был посажен в Венсенскую тюрьму, а затем переведен в лечебницу Дюбюиссона. Там он составил, вместе с несколькими оппозиционерами, план свержения Наполеона. В ночь с 22 на 23 октября он бежал из-под стражи, вместе с сообщниками Бутро и Рато явился в казармы и уверил солдат в том, что Наполеон погиб в России.

Затем, освободив из тюрьмы Ла Форс Лагори, бывшего начальника штаба генерала Моро, а также Гидаля, участника заговора на юге Франции, этот авантюрист смог арестовать министра полиции Савари и префекта полиции Паскье.

«Планы Мале, — вспоминал Савари, — осуществлялись безукоризненно. Ему подчинились банк, казначейство, два батальона, ни один из которых не оказал сопротивления».

— Это произошло в Кремле, когда там находились наши войска. Армия отступает в смятении. Русские уже в Варшаве, — говорили солдатам Лагори и Пидаль о смерти Наполеона. Правдой было лишь то, что «армия отступает в смятении». Но многие верили и во все остальное.