Петя, которого голосование по «железке» не интересовало вовсе, побрел на лестницу курить. Да, любопытно, каким был бы парламент, если бы депутаты говорили то, что думали. Безыскусных людей, людей, которые не боялись показать свое истинное лицо в нынешней, третьей Думе, были единицы. Даже те, кого Петя знал много лет, с 1994 года, и помнил их веселыми, жизнерадостными, с юмором относившимися к окружающим и, главное, к себе, теперь вошли в образ или, как говаривала Ирина Антоновна Иновели, бессменный думский обозреватель «Интерфакса», «забронзовели».
Сегодня трудно представить балагурящего за чашкой кофе в буфете Явлинского: «В России даже закон Паркинсона превращается в болезнь». Или Жукова, позабывшего об идущем на заседании комитета бюджетном дележе и увлеченно спорящего с журналистами о вчерашнем футбольном матче. Или некоего куртуазного депутата, подобно коммунисту-капиталисту Владимиру Семаго, обсуждающего с думскими барышнями последние моды, демонстрируя пальто «Черутти — Армани», «только вчера купленное в Париже». Юшенков был одним из немногих думских старожилов, которого не меняли ни посты, ни годы, ни обстоятельства.
Возможно, потому, что, несмотря на признаваемую даже оппонентами принципиальность (правда, они чаще называли ее демшизоидностью), ему всегда была свойственна ирония. Еще в начале девяностых, в бытность членом Верховного Совета РФ, Юшенков придумал мифического депутата Егора Шугаева. Доросший в Госдуме до почетной должности спикевицера, все девяностые Шугаев писал статьи, раздавал интервью и даже сочинял целые законы. Самый известный из них — о наследственном депутатстве — Егор Иванович Шугаев предложил задолго до того, как Владимир Вольфович Жириновский провел в парламент своего сына и сделал его лидером фракции ЛДПР[207].
«Реальность превосходит самые смелые фантазии», — неожиданно вслух резюмировал Петя, чем страшно удивил незнакомую девушку, напряженно следившую за большим экраном в холле у Малого зала, на котором в тот самый миг появились результаты голосования по одному из железнодорожных законопроектов. «Вы знали, что они его примут?» — восхищенно спросила незнакомка. «Здесь, мадемуазель, я знаю абсолютно все!» — галантно раскланялся Петя. «Наверное, какая-то начинающая фадеевская лоббистка[208], кто еще будет так восторгаться этим голосованием», — подумал про себя Громадин, входя в «Аквариум».
«Аквариумом» называли стеклянную выгородку для прессы, сооруженную в начале работы третьей Думы. Он располагался на балконе третьего этажа, занимая по длине все пространство между левой и правой лесенками, ведущими от холла у Малого зала на третий этаж старого здания. Журналисты, привыкшие к Малому залу, сначала «Аквариум» невзлюбили. Но постепенно стали перемещаться туда: в отличие от прежнего места дислокации здесь стояли столы, был ксерокс, и никто не выключал телевизора с трансляцией думского заседания в самый неподходящий момент из-за того, что надо подготовить зал для пресс-конференции. Несколько раздражало лишь то, что на сидящих за стеклом журналистов таращились все проходящие мимо, особенно экскурсанты.
В один прекрасный день, устав от повышенного к себе внимания, журналисты решили пошутить. Быстро от руки были изготовлены импровизированные плакаты: «Осторожно! Пресса! Близко не подходить!», «Журналист думский обыкновенный. Просьба покормить!» и т. п. Проходивший мимо «Аквариума» народ, читая эти надписи, умирал со смеху. Но веселье длилось недолго. Не успели телевизионщики снять коллег, как в выгородку с встревоженным лицом вбежала сотрудница пресс-службы с просьбой руководства «немедленно прекратить цирк». «Скорее зоопарк», — засмеялись зачинщики, но, не желая подводить пресс-службу, с которой у большинства думских журналистов были прекрасные отношения, плакаты сняли. «Юмор и Дума — две вещи несовместные», — продекламировал тогда Петя.
Сейчас, выводя корявым почерком на обороте какого-то законопроекта заголовок «Байки из Думы», — он вспомнил свой парафраз великого поэта и поставил эпиграфом. Получилось красиво.
Предисловие.