— Ну, — заговорил Кэмерон, пытаясь подняться со стула, но рухнув на него без сил обратно. — Это хуево.
— Кэмерон! — осадила его мать.
— Да, бога ради, Гвендолин, — цыкнула на нее Лили. — Не ругай мальчика за то, что он сказал правду.
Мама Миа с неодобрением посмотрела на свекровь. На что Лили сразу ответила. — И не надо так на меня смотреть. Скоро тебе будет не с кем спорить.
О, господи! Только я подумал, что это разговор не может быть хуже…
— Не нужно было этого говорить, мама, — спокойно сказал Фрэнк, хотя выглядел он бледным и очень подавленным. Он положил руку на плечо жены. Гвен опустила глаза вниз, теребя в руках салфетку.
— Почему? — Лили почесала нос, обегая взглядом семью. — Думал, раз я умираю, то я перестану говорить то, что думаю?
Наступила короткая пауза, и у Миа вырвался смешок. В этом звуке было мало настоящей радости, но я догадывался, Миа едва может держать себя в руках.
Кэмерон, Пейдж и даже Лили один за другим хихикнули, тем самым сняв напряжение за столом. Пейдж встала, подошла к бабушке, обняла ее, зарывшись лицом в ее волосы. На другом конце стола Гвен положила руку на щеку Фрэнка, и они прижались друг к другу лбами. Справа от меня Кэмерон поставил локти на стол и опустил голову на руки.
Только Миа сидела неподвижно. Ее взгляд был направлен в пустоту. Все еще держа ее за руку, мне хотелось поднять ее на руки и унести наверх. Также мне хотелось сказать, чтобы она обняла бабушку, но что-то мне подсказывало, она не нуждалась в моем совете или наставлении. Поэтому я сидел молча и просто держал ее за руку.
Дверь патио открылась, и вошел Логан. Его пальцы метались по экрану телефона, и взгляд был прикован к нему, когда он вернулся за стол. Он сел на свое место, отложил телефон и произнес. — Это было легче, чем я ожидал. Я совершенно уверен, девочки до сих пор не восстановились после вчерашнего праздника.
Он взял свою бутылку, приготовился сделать глоток, как замер, поглядывая на остальных. Опустил бутылку обратно на стол, а после вопросительно посмотрел на жену. — В чем дело?
И в этот момент Миа вырвала свою руку и резко подскочила со своего стула. Пробормотала тихое «извините» и скрылась в темноте дома.
Не раздумывая, я помчался за ней. Ее уже не было на кухне, когда я зашел туда, но я сообразил, что она направилась в свою комнату, поэтому я пошел прямо к лестнице. С каждым новым шагом ком в моем горле становился больше.
Дверь ее комнату была прикрыта. Не знаю зачем, может быть из вежливости, но я остановился, постучал и стал ждать. Ответа не было, также как и шума за дверью. Может быть, я ошибся, и она не поднялась к себе?
Повернув дверную ручку, я тихо открыл дверь. Свет не горел, но я видел у окна ее силуэт, который стал почти неразборчивым с наступлением полной темноты. Она стояла спиной ко мне, и я мог только догадаться по этой позе, что она обнимала себя за плечи.
Позволив двери захлопнуться, я подошел к Миа. На секунду я замешкался, не зная, что делать или говорить. Однако мои слова не спасут умирающего родственника. Это не всегда легко, но я привык к частым смертям на работе. И я довольно легко с этим справлялся.
Но это… это же Миа! Ей больно, и она нуждается во мне больше, чем незнакомцы в отделении скорой помощи.
— Эй, — тихо позвал я. И когда она не ответила, не сдвинулась с места, понимая о моем присутствии, я положил руку ей на плечи.
Она дернулась, напряглась от моего прикосновения. Ее поведение подсказывало мне, что она готова оттолкнуть меня, уйти в себя, но я этого не допущу. Именно поэтому я усилил хватку и прижал ее спиной к своей груди.
Склонив голову, чтобы мой рот был возле ее уха, и ее волосы щекотали мне щеку, я сказал ей. — Миа, мне так жаль.
Она напряглась еще больше, и я чувствовал, что она задержала дыхание. Я обвил ее рукой, заключая ее в крепкие объятия, и повторил ей на ухо.
— Мне так жаль.
А затем она сделала глубокий вдох, но он был похож на душераздирающий всхлип, после чего ее плечи поникли, а ноги подкосились. Она бы сползла на пол, если бы не мои объятия.
Медленно и аккуратно я помог ей опуститься на пол и сел рядом. Она сидела боком ко мне, я снова ее обнял, прижимая к себе как можно ближе. Она плакала молча, сдерживая рыдания, а я покачивал ее из стороны в сторону, тихонько убаюкивая.
Спустя какое-то время Миа сдалась и зарыдала навзрыд. Я бы все отдал, чтобы избавить ее от этой боли.
— Пожалуйста, скажи мне, что это неправда, — повторяла она между всхлипами. — Мне это приснилось, да?
Я не мог ответить, не мог произнести то, что она хотела услышать. Поэтому я просто сжал ее крепче, уткнулся лицом в ее шею, чувствуя, как у меня самого потекли слезы.
От моего всхлипа она сцепила руки у меня за спиной. Вскоре ее дыхание замедлилось, она расслабилась в моих руках. Мы долго сидели молча. И все это время у меня крутилась в голове — какая это привилегия утешать ее, и какой я счастливый сукин сын, хотя я отдал бы все, чтобы мы не оказались в подобной ситуации.