Поворот (ЛП)

— Черт, — выдыхаю я. Пять минут отсутствия кислорода для мозга означает серьезные, необратимые неврологические повреждения. Никто не должен проходить через то, что бедные родители этого ребенка проходят прямо сейчас, им придется сделать выбор.

Я с трудом сглатываю. Обстановка тяжелая и гнетущая, и я изо всех сил стараюсь оставаться спокойной. Кладу ладонь на его грудь. Спокойно спрашиваю:

— Как ты справляешься с этим?

Потирая глаза большим и указательным пальцами, он шумно вздыхает и качает головой:

— Ты делаешь то, что можешь для пациента и его семьи, показываешь свое сочувствие, а затем переходишь к следующему человеку, который нуждается в твоей помощи.

Разочарование накатывает на меня. Я ожидала, что Джей нашел удивительный рецепт преодоления трагедий, ведь у него больше опыта, чем у меня.

Пребывание в его объятьях вдруг становится невыносимым. Я задыхаюсь. Тошнота подкатывает к горлу. Рывком вскакиваю с кровати и бегу в ванную комнату, захлопнув за собой дверь, а потом встаю на колени перед унитазом, судорожно поднимая сиденье вверх.

Ничего не происходит. Я просто сижу в ожидании рвотных позывов. И задыхаюсь.

Раздается стук в дверь, затем голос Джея.

— Миа?

Я не отвечаю. Просто не могу набраться сил и заговорить. Мое сердце стучит так сильно, будто сейчас выпрыгнет из груди. Пот выступает на коже, покрывая затылок.

— Эй, — Джей стучит в дверь. — Могу ли я войти?

Нет, нет, нет. Я отчаянно качаю головой. Уходи. Пожалуйста, уйди.

— Миа, я вхожу, — говорит он твердо и громко.

Блядь! Я выдавливаю из себя, — Подожди!

Опустив сиденье унитаза и крышку, мне каким-то образом удается встать. У меня подкашиваются ноги и руки дрожат. Хватаю халат с вешалки на стене и натягиваю его, затягивая пояс на талии.

Закрыв глаза, я глубоко вдыхаю. Все нормально. Теперь я в порядке.

Я открываю дверь и вижу Джея. Он надел боксеры, и на его лице видно беспокойство. — Что случилось?

— Эм. — Обнимая себя одной рукой, я подношу другую руку ко рту. — Я думаю, что у меня только что был приступ паники или что-то вроде. Может быть... запоздалая реакция на...

Он ждет несколько секунд, а затем говорит:

— На что?

Хорошо. Я не могу сделать это стоя. Пройдя мимо него, я иду обратно в спальню. Усаживаюсь на край кровати. Джей садится рядом со мной.

— У меня тоже была довольно ужасная неделя, — признаюсь я, не глядя на него.

А потом все выкладываю. Все. Я описываю Тришу Майклсон, но, конечно же, из ее личной жизни я могу рассказать только общие черты: тридцать девять лет, тридцать семь недель беременности. Отсутствие сердцебиения у плода. И, как я, запаниковав, бегу к доктору Боравски за помощью.

Выражение лица Тришы, когда мы вернулись в кабинет. Она знала, что что-то не так.

Выражение ее лица, когда ультразвук подтвердил это.

Выражение ее лица, когда она спросила, что будет дальше. Боравски спокойно и извиняющимся тоном объяснил ей. Я, в поддержку, сжимала ее плечо, чувствуя себя совершенно бесполезной и беспомощной.

И, когда врач вышел из комнаты, Триша попросила меня, чтобы я побыла там с ней. Я могла видеть в ее глазах, что она знала, каким будет мой ответ, и это заставило меня колебаться. У меня практически вырвалось, что, нет, я не акушерка. Находиться там, рядом с ней, когда она родит мертвого ребенка, не входит в мои обязанности.

Но она не хотела звонить кому-то. Я снова спросила ее, и она рассказала мне свою историю. Она и ее подруга решили, что хотят ребенка. Трише сделали искусственное оплодотворение. Через четыре месяца беременности ее подруга оставила ее. Семья Триши живет на Восточном побережье. Она собиралась вернуться, чтобы быть поближе к ним, но не успела.

— Так что я пошла домой в среду, переоделась, а потом встретила ее в больнице, — рассказала я Джею. — Все прошло довольно быстро. Ей было назначено на восемь часов вечера, а в четыре тридцать утра все было кончено.

Я не рассказываю ему никаких подробностей. Я знаю, что не стоит. Он работал акушером. Нет необходимости описывать ему Тришу, держащую ее тихого, неподвижного ребенка, тщательно запеленутого медсестрами. Нет необходимости объяснять ему, как я чувствовала себя, потому что у меня нет слов, чтобы все описать.

Когда я заканчиваю, он, молча, кладет свою руку мне на плечо и притягивает к себе. Я растворяюсь в нем, и мы, прижавшись друг к другу, сидим в течение долгого времени.

— Знаешь, что до сих пор не выходит у меня из головы? — говорю я, когда снова набираюсь сил. — В кабинете, прежде чем мы узнали, что случилось, она отметила, что доктор Крейн хотела стимулировать схватки раньше срока, и я хотела сказать ей, чтобы она не позволяла над собой экспериментировать.

— Но ты не сказала ей этого, — его голос был низким и похож на ропот.

Я фыркаю. — Что делает меня идиоткой.

— Ты слишком строга к себе. Знаешь, что правильно? — Он смотрит в мои глаза, заправляя волосы за ухо. — Ты предоставила ей наилучший уход, который могла.

Что-то щелкает внутри меня. Слезы накатываются, и я не сдерживаю их, пусть текут. Джей тянет меня к себе на колени и обнимает.

Он обнимает меня все время, пока я рыдаю.