Поворот (ЛП)

Свет от лампы на тумбочке мягкий, теплый и уютный. Я лежу на кровати на спине с руками над головой, запутанная в простынях, тяжело дыша, и влажная от пота. Джей расположился прямо рядом со мной, также пытаясь отдышаться.

Вау! Просто вау! Если диван был закуской, то это был десерт — очень вкусный десерт. Я улыбаюсь от этой мысли и расслабляюсь.

В прошлый четверг все было быстро, мы пробовали что-то новое. На диване все было очень быстро, в спешке, будто мы хотели унять зуд. На этот раз все было медленно, мы дразнили и исследовали друг друга, изучая наши тела.

С Мэттом я чувствовала себя после секса совсем не так. Сейчас это, своего рода, головокружение, повышенная чувствительность, осознание женственности.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Джея. Его грудь все также часто вздымается. Что-то странное на его бицепсе бросается в глаза, и я наклоняюсь ближе, чтобы разглядеть. Там очень слабый набросок на коже, как будто написан карандашом, а затем был удален ластиком.

Выглядит как число 88.

Что за черт?

— Что это? — Я останавливаю себя на том, чтобы не прикоснуться к нему. Это почти невидимый рисунок, так что я не очень удивлена, что никогда не замечала его раньше.

Он поворачивает голову ко мне, а затем бросает взгляд на свою руку. — Это была татуировка.

Мои брови приподнимаются. У Джея была татуировка?

— Когда ты сделал ее? — Спрашиваю я, нахмурившись. — Что она значит?

Он вздыхает, потирая ладонью лицо. Похоже, ему потребуется целая вечность, чтобы ответить.

— Я сделал ее в колледже, — говорит он. — Однажды ночью, когда напился, и я даже не помню, как делал ее, и что она должна значить. Я свел ее, как только наскреб деньги.

Э-э, ладно. Я наблюдаю за ним, стиснув зубы. Потому что это не похоже на него, и я вижу, что он, на самом деле, не хочет говорить об этом.

Но, с другой стороны, я знаю, что даже Джей совершил несколько нелепых поступков, когда был моложе. Так что, пожимая плечами, я позволяю закрыть тему.

Мои руки покалывает от желания прикоснуться к нему. И в самом деле, почему я не могу? Эта нерешительность... Я не понимаю. Ни один физический контакт, за исключением, как на людях, не был под запретом, так почему я чувствую себя так, как будто это запретно?

Ну, единственный способ узнать, приемлемо ли это для него, это попробовать. Я кладу свою ладонь ему на грудь, прямо над сердцем, где я могу почувствовать каждый удар. Распахнув глаза, он поворачивает ко мне голову и долго смотрит мне в глаза.

Я хочу что-то сказать, но понятия не имею что именно, так что просто смотрю на него, в то время как мои пальцы ласкают его грудь медленными, круговыми движениями.

Его рука ложится на подушку над моей головой.

Сердце начинает бешено биться. Это приглашение?

Я решила его принять. Подтягивая простынь, я поворачиваюсь на бок и пододвигаюсь к нему все ближе, пока, между нами, не остается никакого пространства. Накрываю простыней, кладу голову ему на плечо, прижимаюсь к его груди. Потом закидываю на него ногу.

Его рука лежит на моем плече, и он притягивает меня еще ближе к себе.

Взяв мою руку, он подносит ее к лицу. Скользит большим пальцем по темно— розовому шраму, а затем комментирует, — Похоже, твоя рука заживает.

— Да. Я чувствую себя лучше, но я стараюсь ее беречь. — С помощью Анджелы я сняла швы вчера на работе. Возможно, не самое умное решение, учитывая, что я не спала всю ночь перед этим.

С нарастающей тошнотой и отчаянием, я стараюсь сменить тему и спрашиваю Джея, — Как работа на этой неделе?

— Ужасно. — Вздохнув, он кладет свои руки на грудь. — Много травм, и, кажется, вспышка ротавирусной инфекции. Медсестры были заняты пациентами с обезвоживанием и потратили много времени на уборку рвоты с пола.

Ф-у-у. Поморщившись, я продолжаю:

— Я видела в новостях, там была стрельба не далеко. Их доставили к вам?

— Да, — это весь его ответ, и я жду, чтобы он уточнил, но он этого не делает.

Что-то странно.

Он тяжело вздыхает, как будто собирается что-то сказать, но снова наступает молчание.

Что-то мучает его. Я поднимаюсь на локти, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Что?

Мое сердце сжимается, когда я вижу, что в синих глазах Джея стоят слезы. Это так не похоже на него. Обычно он не принимает свою работу близко к сердцу. Или, по крайней мере, не показывает этого. Так же, как и гнев. Он прячет все внутри. Может быть, поэтому он, всякий раз возводит каменные стены, когда я пытаюсь заставить его говорить о своей семье?

Я знаю, что лучше спокойно дождаться, пока он сам все не расскажет, чем вытягивать из него что-то. В то же время я вижу его явную боль.

— Был двухлетний мальчик, — говорит он, наконец, прочищая горло. — Он упал в бассейн соседа. Сосед делал ему искусственное дыхание, а парамедики восстановили его дыхание, но он впал в кому.

— Что случилось? — спрашиваю я, хотя уверена, что не хочу этого знать.

— Он находится в отделении интенсивной терапии в коме. Если он очнется, что вряд ли... — Джей замолкает, а потом качает головой. — Он был под водой не менее пяти минут.