- Тройка?.. К чорту тройку. Я сам целый десяток.
- Покаетесь вы, товарищ Боков, поздно будет.
Боков стал, как клюква.
- Ты кто тут такой? А? П'шел вон, сволочь... А то - счас к стенке!
* * *
Да, тройка приехала. Но и не тройка даже, а целый отряд, готовый к борьбе и завоеваниям.
Пришли в плигинский дом люди властные, с какими-то бумажками, которые действовали, как талисман. Один - в казинетовом пиджаке, в ситцевой рубашке с грязноватым воротом, с рыжей бороденкой - лез везде. Обошел весь дом - плигинский-то, все пятнадцать комнат, открыл дверцы буфета, где Ниночка хранила припасы на случай чего. В будуар к ней зашел. В будуар!.. Все вынесла спокойно Ниночка. Даже, когда в буфет заглянули. Но в будуар...
- Не смейте, не смейте. Не имеете право заходить сюда.
И ножкой капризно топнула.
- Гаря, да скажи им. Это безобразие.
А рыжебородый смотрел на нее с любопытством, как на зверька какого.
- Вы не имеете права. А вы кто такие?
А рыжебородый нахмурился, покрутил бороденку пальцами.
- Это заня-ятно, сударыня.
Так и сказал:
- Сударыня.
И два других - во фрэнчах, холодно, оба со светлыми глазами, кривили в улыбке губы.
И знаете, ведь залезли в Ниночкины сундуки, все вывернули, перебрали, и все сложили в ящик и опечатали.
Тут только Ниночка поняла, что случилось необыкновенное. Она беспомощно оглянулась на Бокова. А тот - хмурый, полупьяный с похмелья - глаза в пол - молчит. У Ниночки нервно задрожали губы. Она вдруг рассмеялась.
* * *
Судили их на другой день. В том же плигинском доме, в зале, где справляли немного месяцев назад свадьбу.
Боков и Ниночка сидели в углу, чуть в тени. А свидетели - все на свету. Делегатки с заводов, те самые, что пели "во лузях", раз'езжая по городу в автомобилях. Служащие совета, бородатые мещане. Они боязливо смотрели в тень на Бокова, на Ниночку и говорили:
- Забрал, отнял, убил.
Боков сидел, будто к стулу прирос, смотрел на них злыми угрюмыми глазами, и губы шевелились в угрозе:
- А, предатели. Ну-ж, я вам.
Судьи же ровненько вели дело, спокойно выспрашивали, как Боков пировал, отнимал, убивал. И ни у кого доброго слова не нашлось о Бокове. Увидели все! не жизнь - угар.
Потом рыжебородый позвал:
- Товарищ Лунев.
Оба - и Ниночка и Боков - переглянулись.
- Вот идет наша защита.
Лунев вошел все такой же: лицо благообразное, борода расчесана, волосок к волоску. Но в пиджаке потрепанном, чтоб походить на товарищей вот этих, что сидят за столом. Он не взглянул ни на Бокова, ни на Ниночку. Просто заговорил:
- Пил. Буянил. Грабил. Убивал. Срамил.
Боков вдруг вскочил, и не успели часовые опомниться, он уже подмял под себя Лунева, таская его за бороду, и колотил головой о пол.
Сразу всякий порядок нарушил...
Тем суд и кончился.
Рыжебородый прочитал приговор:
- Боков и Нина Белоклюцкая приговаривались к расстрелу за дис... дис... Этакое какое-то слово: дис... дис... и дальше - про Советскую власть что-то. И слова-то такого Боков прежде не слыхал. Да. Пошли слова разные...
* * *
Где-то на задах, за каменным забором плигинского дома, в третий раз протрубил вещий петух.
Из дома во двор вышли красноармейцы - трое - с двумя фонариками, но посмотрели на небо: на белые полосы, что протянулись с востока, из-за гор, - и потушили фонарики:
- Без них видно.
Не спеша завозились около автомобиля - грузового, похожего на открытый гроб.
Потом из дома вышли еще люди - и между ними рыжебородый - со сна потягивались, ходили деловито, говорили вполголоса, с хрипотцой.
Автомобиль зафыркал, вздрагивая. Тогда рыжебородый сказал:
- Ну, что же, ведите.
Красноармейцы - трое - вернулись в дом, а фонарики оставили у двери, были там долго, автомобиль фыркал нетерпеливо и рыжебородый сурово крикнул в раскрытую дверь:
- Ну, что же там, скоро? Светает уже.
Голос из двери - из темноты ответил лениво:
- Собираются.
- Поторопите.
Вышли - сперва красноармеец с винтовкой в руке, потом Боков - в сером фрэнче ("Как он идет тебе!"), галифе, фуражка до самых бровей. Лицо крепкое, каляное.
Ниночка рядом - в черном пальто, из-под пальто - белое батистовое платье, тонкий, тоже белый шарфик на голове, из-под него - пряди волос. В глазах... глаза - копейки... Она не плакала.
По тихим, совсем тихим улицам - где ночные сторожа спали на углах, прислонившись к стене дома или к забору, - в начинающемся рассвете мчался автомобиль. По обоим углам четыреугольного ящика, прямо на заднем борту сидели два красноармейца с винтовками, а у их ног, прямо на полу Боков и Ниночка рядом, и ее черное пальто закрывало черный фрэнч Бокова, а голова прислонилась к его плечу. Впереди еще красноармейцы и рыжебородый с ними.
Цыганской улицей выехали на окраину. Вот крайний дом Вавиловых - во дворе высокая ветла. Боков встрепенулся, вытянул шею. Сейчас вот, сейчас... Вот... Вот... Двухоконный дом... Ставни закрыты. У стены два кривых потрескавшихся дубовых бревна.
Он вспомнил мать, ее встречу с ним и опять сел и будто ослаб весь.