Поводырь - 4

Дагмар вскинула на меня огромные, полные влаги глаза. Задержала на миг, и отвела взгляд в сторону.

- Я весьма на это надеюсь, - тихо проговорила она.

- Ну что ж, голубчик, - толи не осознавая, что в его "больничной палате" присутствует будущая Императрица, толи, просто игнорируя этот факт, Матвекич отвел, наконец, глаза от циферблата часов. - Вы меня убедили. Завтра станем учиться ходить.

Доктор близоруко обвел стоящих у дверей дам глазами.

- Апанас. Уложи Германа Густавовича. А я спешу откланяться. Сударь. Сударыни. Честь имею. У меня еще масса больных...

- Я сам, - улыбнулся я белорусу, когда он усадил-таки меня на край кровати и нагнулся уже, чтоб помочь закинуть дрожащие от чрезмерных усилий ноги. - Спасибо.

Слуга что-то буркнул себе под нос, криво поклонился дамам, и пошаркал в сторону дверей.

- Милейший, - обратилось к нему Дагмар. - Будь любезен. Принести сюда еще... три стула. У твоего хозяина сегодня много гостей.

Я откинулся на гору подушек, расслабил мышцы и теперь уже мог улыбаться.

- Кто-то еще должен прибыть? - сделал я вид, словно не понимаю намеков.

Девушки переглянулись, и, похожая на милого котенка фрейлина, с легким акцентом, какой бывает, если родным языком пренебрегают в пользу другого, раскрыла страшную тайну.

- Мы приехали вместе, сударь. Ваша невеста, Наденька Якобсон, показывает усадьбу Его высочеству. Володя Барятынский, конечно же, сопровождает Николая Александровича.

- Кхе... А...

- Ваш секретарь, господин Карбышев, любезно согласился их всех проводить.

- Вот как, - осторожно кивнул я. - Значит, они не смогут заблудиться во всех этих переходах и тупиках.

Дамы оценили мою шутку и хихикнули. Так вот и вышло, что когда в комнату вошел Никса, у них на лицах сияли улыбки.

- Здравствуйте, Герман, - подождав, пока Апанас, с совершенно счастливой рожей, поставит стул рядом с креслом Дагмар, и усевшись, поздоровался царевич. - Как вы себя чувствуете?

Банальный вопрос, но я был благодарен будущему царю за внимание. В последние несколько дней, мне, этого внимания, недоставало.

- Герман уже пробует вставать, - похвасталась принцесса.

- Здравствуйте, Ваше высочество. Прошу прощения, но больше раза в день я пока это сделать не могу.

- Это ничего, - пряча ладонь жены в своей, и улыбнувшись, покладисто ответил Никса. - Главное, что вы живы. Признаюсь, мы были...

- Мы переживали за вас, Герман, - ринулась на помощь Дагмар. - Зачем вы ведете себя, как какой-то античный герой? Откуда это юношеское желание непременно лично извести всех разбойников?

- Не думаю, что у нашего героя был выбор, дорогая, - вдруг принялся защищать меня цесаревич. - Мне доложили, что ограбленный теми злодеями караван, был весьма ценен для Германа Густавовича.

- И что же там было такого, ради чего стоило бы рискнуть жизнью? - заспорила Великая княгиня.

- Мечта, моя государыня, - сказал я. - Там была мечта.

- Ну, о чем вы, Герман Густавович, мечтаете, то нам известно, - хмыкнул Николай. - Неужто и теперь не отступились? Так, что и под пули готовы?

- А почему, собственно, Ваше Императорское высочество...

- Давайте по простому. Здесь же все свои.

Миша Карбышев, тенью просочившийся в мою спальню вслед за адъютантом цесаревича, тихонько отступил за широкую спину князя Барятинского. Глаза моего секретаря даже не блестели - горели. На щеках полыхал румянец. Его не трудно было понять. Одно дело знать, что твой начальник ведет переписку с наследником престола Империи. И совсем другое - слышать выражения особого расположения из уст самого царевича.

Странные, все-таки, теперь живут люди. В церковь ходят поговорить с Богом, который ни разу им не отвечал. Жилы рвут ради страны, которая принадлежит небольшой, в общем-то, семье. А стоит представителю этой самой семьи появиться в пределах прямой видимости - так их аж распирает от любви к своим хозяевам. Вот как среди такого народа могли появиться люди вроде Володи Ульянова, искренне желавшего Родине проигрыша в войне?

- Почему же, Николай Алесандрович, я теперь-то должен отступиться? Отставка - еще не конец жизни. Более того...

- Более того? - вскинул брови наместник. - Даже так? Отчего же? Не поясните?

- Прежде я был связан необходимостью заниматься бесчисленными делами, входящими в обязанности гражданского начальника этого обширного края. Теперь, у меня нет этой необходимости. Теперь, уволившись с государственной службы, я могу полностью посвятить жизнь труду на благо этой прекрасной земли.

- Что же это? Выходит, должность губернатора вас, Герман Густавович, только стесняла?

- Не должность, Ваше высочество! Ни в коем случае, не должность. Циркуляры и инструкции. Отчеты и меморандумы. Бумагооборот. То, чем занято большинство чиновников.

- Шли бы на воинскую службу, Герман, - хмыкнул адъютант. - Вот уж где ваши таланты пришлись бы к месту. И никакой тебе бумажной волокиты...

- Рад видеть вас в здравии, Володя, - разулыбался я. - Только какой из меня военный. Я ведь и в армии примусь шахты рыть и заводы строить... А от седла, князь, у меня, простите, ноги судорогами сводит.