Поводырь - 4

- Мне нужны все, - заявил я. - Варешка в первую очередь. Но и всех остальных - тоже собери... И вызнай, наконец - что именно со мной. Что за ранение, и сколь долго я еще вынужден буду здесь валяться. Дел много... Некогда болеть...

Поболеть в свое удовольствие мне и не дали. С будущего же утра посетители - один за другим. Апанас поначалу еще пытался важных господ как-то образумить, усовестевить. Смешно было слушать, как под дверьми моей спальни простой, малограмотный белорус всерьез спорит с купцами и чиновниками, прямо-таки грудью защищая мой покой. Я наверное даже смеялся бы, если бы это не было так больно. Тем не менее, гостям я был даже рад. Поверьте, скучать в одиночестве, погрузившись в океан неприятных ощущений, гораздо хуже чем, даже отрывистыми фразами, но общаться с различными, весь день не иссякающими, ходоками.

В конце концов, Апанс пошел на хитрость: подговорил Карбышева, и прямо у лестницы наверх появился стол, за который на пост заступил мой секретарь. Теперь прорваться ко мне стало не в пример сложнее. Праздно шатающихся, явившихся с единственной целью - засвидетельствовать ко мне свое почтение, а за одно взглянуть на "бессмертного" Лерхе, чтоб потом хвалиться этим в каком-нибудь салоне - Миша сразу разворачивал коронной фразой:

- Его превосходительство весьма болен. Передайте свои пожелания на бумаге. С разрешения лечащего врача, я ему их прочту.

А если господин оказывался непонятливым, и продолжал наставать, Миша, одним только взглядом поднимал со стульев пару дюжих казаков вновь появившегося у меня в усадьбе конвоя, вооруженных здоровенными Кольтами, и резко менял тембр голоса.

- Их высокоблагородие, доктор Маткевич, наказал уволить Его превосходительство от чрезмерных нагрузок, - практически начинал рычать секретарь. - Вы явились намеренно причинить вред господину Лерхе?

К слову сказать, Безсонов прибежал одним из первых. На пару со Стоцким. Степаныч выглядел смущенным донельзя, а мой полицмейстер - весьма и весьма озабоченным. Первый чувствовал за собой вину, что его казаки - Суходольский все так же пребывал в Омске, и командир первой сотни полка все еще Викентия Станиславовича замещал - не сумели уберечь меня от бандитской пули. А второй не знал что делать. Власти в городе практически не осталось. Какая-то текущая работа в присутствии продолжалась. Исправно работали комиссии и отделы, а Гинтар не забывал ежемесячно стимулировать их старания. В городе продолжали случаться какие-то не слишком, впрочем, значимые события, но начальнику полиции никто никаких распоряжений уже два месяца не давал. Словно бы губерния затаилась в ожидании явления "новой метлы".

Некоторые господа, вроде того же Паши Фризеля успевшего послужить при трех Томких губернаторах, смены руководства совершенно не опасались. Иные - наоборот. Должность полицмейстера губернской столицы - одна из ключевых в местном чиновничьем аппарате. Фелициан Игнатьевич даже не сомневался, что ему придется подыскивать другую работу, как только Родзянко изволит приступить к исполнению своих обязанностей. Генерал-губернатора, который мог бы настоятельно порекомендовать Стоцкого новому начальнику, за спиной моего друга больше не было. Дюгамель давно отбыл в столицу Империи, а с новым командующим округом, Александром Ивановичем Хрущевым, мой полицмейстер вовсе знаком не был.

В общем, из нс троих больным считался я, и мне же пришлось своих гостей успокаивать и обнадеживать. Безсонову признался, что сам, по собственной глупости полез в логово душегубов, и что антоновские казаки, при всем их желании, ничего сделать не успели бы. А еще - что я и так за них Бога должен молить, ибо не бросили кровью истекать в глухом лесу. Вывезли.

Заодно поинтересовался судьбой парнишки, который в меня стрелял. Степаныч пожал могучими плечами, скривился и признался, что понятия не имеет. Должно быть, порешили сгоряча. Или пристрелили как бешеную псину, или вздернули, если пульку пожалели. Сотник, все-таки думал что пристрелили. Не было у моих спутников лишнего времени, чтоб петли вязать, да сук подходящий выискивать. Им спешить нужно было. Меня, дурня бестолкового, спасать.

- Как говорите, Герман Густавович, конвойных-то ваших кличут? - почесал в затылке богатырь. И еще раз почесал, когда я признался, что не помню их имен.

- У Антонова с ножиком умельцев, почитай кажный второй, Ваше превосходительство. Антонов и сам казак вещий, и люди ивойные - из старых. Я к тому баю, Герман Густавович, что могли и горло стрелку малолетнему резануть...