Поводырь

Совсем по-другому обстояли дела у другой половины членов Совета. У так называемых управляющих отделениями. Они собирали данные для докладов наместнику, могли от имени начальника и в свете последних политических событий в стране настоятельно что-то рекомендовать губерниям. Иногда, если наместник принимал решение напрямую вмешаться в ход гражданского правления, именно управляющие занимались составлением предписаний и их рассылкой. В общем, чины у них были ниже, а реальной власти – намного больше.

На весну 1866 года в нашем генерал-губернаторстве таких отделений было пять. Первое, ведавшее административно-распорядительными, секретными и политическими делами, включая надзор за неблагонадежными ссыльными и взаимодействие с командирами Восьмого жандармского округа. К огромному моему удивлению, выяснилось, что с недавнего времени исправляющим дела Первого управления назначен хорошо мне знакомый господин – коллежский секретарь Александр Никитич Лещов. Ну тот, помните, которого Дюгамель шпионить в мой Томск отправлял и который был бит в каком-то питейном заведении за попытку ознакомиться с секретной коммерческой информацией.

Какой из этого господина сыщик, я уже успел выяснить. Теперь предстояло каким-то образом узнать, насколько хорошо Александр Никитич справляется со своими должностными обязанностями. Потому что, в отличие от назначаемых из столицы представителей, сотрудников канцелярии наместника и, получается, своих прямых подчиненных я имел право назначать единолично.

Второе, ведающее судебными делами и по совместительству прямым надзором за законностью отдаваемых губернаторами и начальниками областей распоряжений, возглавлял статский советник Александр Яковлевич Москов. Ничего о нем сказать не могу. В судейские дела желания влезать никогда не возникало. Хорошо хоть, что и ничего плохого о Москове не слышал.

Главой третьего, хозяйственного, по большому счету – практически интендантского управления, служил опять-таки статский советник и снова Александр, только Алексеевич Безносов. До меня доносились слухи, что он изредка обделывает какие-то делишки с Алтайской горной администрацией, но в чем-то вопиющем таки замечен не был. Больше того! Говорят, именно его, Безносова, стараниями администрация генерал-губернаторства сумела сэкономить более ста тысяч рублей, которые отлично пригодились, когда возникла нужда снабжать воюющие в Туркестане войска. Еще поговаривали, наш Александр Алексеевич был ярым сторонником скорейшего завоевания Среднеазиатских государств и учреждения торговых связей с северо-западным Китаем. Что именно им двигало, когда он года три назад составлял свой меморандум для Дюгамеля, не скажу, ибо могу лишь предполагать наличие у интенданта связи с русскими торгово-промышленными группами, испытывающими острый дефицит сырья для хлопчатобумажных мануфактур. Но даже если и так, то что с того? Я, так же как и Безносов, считал, что свой собственный, а не привезенный из-за океана из Америки, хлопок империи необходим. И торговле с Синьдзяном и в голову бы не пришло мешать. Так что имел основания считать, что этот чиновник станет мне верным соратником.

Николай Иванович Солодовников еще год назад только и мог мечтать о стремительной карьере и посте начальника какого-нибудь отделения при канцелярии наместника. Служил себе в аппарате казачьего отделения, занимался учетом перемещения служащих всех четырех полков в станицы, а из станиц в полк. Выписывал документы для казачат на поступление в Омский кадетский корпус. Был, в общем-то, в невеликих чинах и на не слишком престижной должности, но вполне уважаем и значим. Особенно для своего, отличного от других, отдельного казачьего круга, в котором все друг друга знают, а половина и вообще родня.

Потом вышел Государев манифест о дозволении крестьянам некоторых губерний России свободно переселяться за Урал. Появилась потребность в создании при канцелярии генерал-губернатора особого, четвертого отделения, ведавшего бы вопросами распределения наделов и учетом переселенцев. И в один прекрасный день Николай Иванович вдруг получил одновременно и пятый класс по Табели, и кресло управляющего четвертым отделением.

Нужно сказать, что мои датчане, которые всю зиму продолжали небольшими группами по пятьдесят – сто человек прибывать в карантинный лагерь в Томске, пользовались неустанным вниманием господина Солодовникова. Он организовал и места для их временного, на случай холодов или буранов, пребывания, оплачивал из казны наместничества их питание в пути, следил, чтоб притрактовые ухари несчастных иностранцев не смели обижать. Понятно, что потом мы гасили все его расходы с тех счетов, что были специально открыты на деньги принца Ольденбургского. Но сам факт того, что он не счел за излишний труд вообще этим заниматься, нельзя не отметить.