Поводырь

– В некотором роде, ваше императорское величество.

– Вот каналья же этот фрондер Мезенцев, – откинулся на спинку кресла Александр. – Ведь чувствую – знает наш лихой кавалерист! Все знает. Но не говорит. И этот вот – тоже. А вот Петя Ольденбургский – тот напротив. Понятия ни о чем не имеет, а говорит. Прямо проклятие какое-то! Вы говорите, старца Федора Кузьмича в живых не застали?

Опа-на! Виртуоз! Ему бы следователем в прокуратуре работать!

– Не застал, ваше императорское величество.

– А хотел?

– Хотел, ваше императорское величество.

– Зачем? Что выспросить должен был?

– Ничего, ваше императорское величество. Поклониться ему хотел.

– За что?

– За святость, ваше императорское величество.

– И только-то? А на могиле с духовником старца о чем говорил?

Ну что ты будешь делать?! Всю мою томскую жизнь под микроскопом сейчас рассмотрят. Что бы такого сказать?

Прежде мне и в голову не могло прийти, что кто-то станет сводить в одну кучу все «прегрешения». Для всего, что показалось начальнику Третьего отделения, а потом и самодержцу, по отдельности я легко находил оправдания. Химия? Какая еще химия? Это Зимин. Я только идею подал. Винтовка? Увлечение у меня такое. Люблю оружие, знаете ли. И после двух покушений и маленькой войны в Чуйской степи особенно сильно. Фабрики с заводами? Так время теперь такое. Промышленная революция. Весь мир промышленностью озаботился. Чуйский тракт? С Китаем торговать. Не в Англию же из Сибири товары тащить! Карта? А вы ее видели? Пара или тройка пятен с малопонятными надписями. За червонец серебром у горных инженеров еще и не такое купить можно. Подлый они народец. Из найденного в экспедициях большую часть утаивают. Заговор против наследника? Умерший у меня в допросной поляк тайну выдал! И больше ничего знать не знаю и ведать не ведаю.

Но стоит посмотреть на все это, так сказать, в комплексе – тут же все мои доводы становятся, мягко говоря, детскими отговорками. Как-то уж слишком много всего. А это по силам либо невероятному, уровня Ломоносова, гению, либо организации. Группе неизвестных жандармам и царю господ, что-то непонятное замышляющих, а от этого настораживающих. Добавить сюда пару капель присущей семейке Романовых мнительности, и можно такого нафантазировать – от одержимости меня каким-нибудь дьяволом до существования заговора, более обширного, и мощного чем декабристы.

Александр, конечно, весьма верующий человек. Рассказывают, что прежде чем поставить свой автограф под Тем Самым Манифестом, молился несколько часов. Да только и он вряд ли всерьез решил бы, что в тело несчастного Герочки вселился Князь Тьмы. А даже, если бы и промелькнула у него такая мысль, так велел бы исподтишка брызнуть на меня главным христианским индикатором – святой водой. Не удивлюсь, если узнаю, что уже и побрызгали. Или хотя бы чайком, на «индикаторе» заваренном, угостили.

А вот в тайное общество любой царь куда охотнее поверит. Особенно, если оно старое, можно даже сказать – домашнее. Членство в масонской ложе, по словам Германа, давно уже из моды вышло. Только старики и держатся за древние ритуалы да разговоры разговаривают о всяческих благоглупостях.

Вот вспомнить бы еще, о чем я в действительности говорил с удивительным священником, отцом Серафимом на могиле старца! Что-то о прощении и… Едрешкин корень! Попика с потрясающими ясными глазами хорошо помню, а о чем говорили – убей Бог… Что, Герочка? Он сказал, что, должно быть, Федор Кузьмич позвал меня к себе, чтоб нужные мысли в голову вложить? И ты всерьез полагаешь, будто царь поверит в эту бредятину? Да ладно-ладно! Не кипятись! Других версий все равно нет…

В общем, я так Александру и заявил. Дескать, отец Серафим велел мне молиться и открыл, что старец сам, каким-то невероятным образом, зазвал меня к себе на могилу. Пока говорил, кстати, хмыкнул про себя и добавил, что будто бы именно тогда мне пришла в голову мысль построить в губернии железоделательный завод и чугунку.

– И все? – чуть ли не разочарованно выдохнул император.

– Все, ваше императорское величество.

– Вы, Герман, садитесь. Не стойте тут, как… в общем – не стойте. Вам еще…

Договорить государь не успел. Потому что именно в этот момент открылась дверь и вошел очередной гвардейский офицер.

– Его Императорское высочество, великий князь Константин Николаевич испрашивает…

Бравый, потешно и пестро наряженный военный тоже, подобно Александру, не успел закончить фразу. Потому как его самым беспардонным образом отодвинули с прохода и в кабинет ворвался еще один младший брат императора.

– Уйди, мать… – великий князь в совершенстве владел русским матерным. И совершенно не стеснялся это наречие использовать. – Уйди с глаз моих! Испрашивает, козья морда, пошел ты на…

Ну и так далее. Герцог Мекленбург-Стрелицкий морщился, словно от зубной боли, а Николай откровенно веселился. Как к нежданному явлению генерал-адмирала отнесся царь, понять было трудно. Он снова занимался прикуриванием очередной папиросы.