Поводырь

Главы не подчиняющихся напрямую Министерству Внутренних Дел губернских чиновников, имели особый, «коронный» статус. То есть, на свои должности они были назначены Высочайшим Повелением. Но давайте зададим коварный вопрос: а откуда Его Императорское Величество вообще узнал о существовании какого-нибудь господина надворного советника Печенюшкина? Сколько таких, Печенюшкиных, по России-матушке? Десятки или сотни тысяч в десятке ведущих министерств? Процентов пять из них служат какими-нибудь управляющими или председателями, и, по сути, являются назначенными самим царем по поданным спискам. Это, вроде как выборы в депутаты по партийным спискам в России двадцать первого века. Избиратели отдали голос всей партии, а вот кто именно заселится в государственную столичную квартиру — решает узкий круг лиц, весьма приближенных к так называемому политическому лидеру. Часть мест получают таблоиды — легко узнаваемые, знаменитые люди, радостно смотрящие с плакатов и листовок этого самого политического объединения. Другую часть — господа особо указанные спонсорами весьма дорогостоящих выборных кампаний. Оставшийся хвостик — партийные функционеры, легко управляемые и заведомо преданные товарищи.

В Российской Империи «коронные» чиновники тоже назначались по спискам, которые подаются Государю заведомо верными короне либо просто приятными в общении господами. Чаще всего — министрами. Но им, министрам, сведения-то подаются канцелярией губернского правления. А вот это уже вотчина губернатора. Получается, что формально я не имел права как-либо влиять на этих господ, но опосредованно мог сотворить с ними все что угодно.

Гера рассказывал что, будто бы бывали случаи, когда особо дотошные правдолюбцы, как он выразился — «вступали в конфронтацию» с начальником губернии. Лезли куда попало, и, потрясая толстенным «талмудом» Законов Российской Империи, требовали соблюдения каких-то прав. Эти наивные «крапивные души» подрывались на втором аспекте прав и обязанностей губернатора. Ибо я, даже будучи исправляющим должность начальника губернии, Высочайшим Указом назначен быть высшей государственной властью, представителем царя и «смотрящим» за общественным порядком и благонадежностью. И любой, взявший в руки пачку бумаги более тяжелую, чем признанную мной безопасной, мог быть объявлен неблагонадежным возмутителем порядка и отправиться в места не столь отдаленные рассказывать о правах медведям.

Только у этой монеты была и обратная сторона. Примерно тоже самое мог сотворить уже и со мной и генерал-губернатор. Что, как вы понимаете, совершенно невозможно, если в ответ на такой шаг, он сам получил бы палкой по голове от какого-нибудь высокопоставленного господина из столицы.

Уравновешивающим грузом для этой взрывоопасной схемы взаимного бесправия стало рождение системы «крыш» и «папиков». Каждый, абсолютно каждый — от последнего писаря четырнадцатого разряда, до Его высокопревосходительства, канцлера Империи, имели над собой кого-то, кто гарантировал им относительно спокойное положение. Бывало «крышеватель» и вовсе не имел никакого отношения к ведомству «крышуемого», оказывая влияние на нужных людей каким-либо иным способом. Тот же губернатор, имеющий «интерес» в неких торговых предприятиях, скорее всего, благожелательно выслушает просьбочку банкира, где его фирмы обслуживаются…

В общем, не понаслышке зная о современной — второй половины девятнадцатого века — системе и будучи профессиональным администратором века двадцать первого, я ни сколько не опасался какого-либо противодействия своим идеям, пожеланиям и распоряжениям. Честно говоря, был соблазн, неожиданно горячо поддержанный Герочкой, стукнуть кулаком по столу и заявить, что теперь будет вот так и не иначе. Пришлось даже, разглядывая Большую Генеральную карту Томской губернии — рисованную от руки, наиновейшую, даже на мой искушенный взгляд — весьма точную, повешенную на стену в моем новом кабинете, объяснятся с душевным партизаном на предмет общей политики управления.

Еще в армии, один хороший человек объяснил мне разницу между начальником и командиром. По его словам — начальник — это офицер отдающий приказы. И все. Командир же — это офицер, строгий, но справедливый, отдающий приказы, которые ПОДЧИНЕННЫЕ В СОСТОЯНИИ ВЫПОЛНИТЬ!!! Таких солдаты любят и стараются лишний раз без повода не раздражать.

Запомнил на всю жизнь, но редко применял это правило в административной работе. Раньше. В другой жизни. Просто — плевать было, начальником меня считают или командиром.

Сейчас — другое дело. В этой, второй жизни, это стало важным. Слишком велика была задача, которую я сам себе поставил, чтоб тратить время на «тихую войну» с собственными подчиненными. Мог ведь наорать, стращать начать, ногами топать, когда не обнаружил над столом портрета Александра II. Но нет. Сдержанно пожурил, выразил уверенность, что уже завтра все будет исправлено и Самодержец Российский ликом Своим подчеркнет присутствие Власти в моем лице.