Поветлужье

– Ну тогда дерзай, отрок, смесь в разных частях пробуй, – успокоился Фома. – А я коробушки заготовлю да формы вырезать начну, якие ты показывал мне. А между делом и отроков твоих поправлять буду, где глину брать. Мне тут еще одно мнится… как бы глину ту от камушков очищать?

– Думал я про то, дядя Фома, – заинтересованно поднял глаза от испорченной формы Вовка. – Только если плотно корзину из лозы сплести, то мешаная глина через нее не пройдет, а иначе мусор отсеиваться не будет.

– А мы пожиже ее, а потом отстоим, а?

– Ну… тогда дерзай, дядя Фома! – улыбнулся Вовка.

– Дозволяешь, однако? Добре, а то мне Любим наставление дал… Не лезь, мол, к мальцу, он знает, что делать надобно.

– Да нет, не всегда. Что-то, конечно, помню из книжек, а больше у дяди Коли спрашиваю. Так что, дядька Фома, если чего надумаете еще полезного, так говорите сразу, дело-то общее…

– Общее? Хм-м… разве прибытка не будете с того получать? – хмыкнул озадаченно Фома.

– Не знаю, я как-то не задумывался. Кормят, поят, одевают… работать дают, – удовлетворенно крякнул Вовка. – А то у нас мужики… многие людины в веси без работы сидели, плохо жили…

– Это как же без работы? Али землицы не было да скотинка подохла? – удивился гончар.

– Ну… не знаю, земли полно было бросовой, и скотина у многих была. Сам не понимаю… Говорили, что не кормит землица, хмельное пили…

– Эка чудны твои дела, Господи… Землица? И не прокормила? То тяжкий труд, но зато и сыт будешь, – покрутил головой Фома. – А хмельное… это совсем от безнадеги али по лени своей…

– А насчет того, что мы с этого получим, ну… я надеюсь, не меньше других, что трудятся вместе с нами, – продолжил Вовка. – С другой стороны, нам община дом построила. Не живем еще там, но зимой, наверное, переберемся. А может, я и тут жить останусь, с ребятами – плотники уже второй этаж возводят, места много будет. Тем более я обучать грамоте буду – не набегаешься каждый день в школу со старой веси.

– Это да… Токмо, мнится мне, чудную избу они возводят.

– Ну почему же? У нас почти такая же школа была в соседнем селе. Два этажа, – начал загибать пальцы Вовка, – столовая, актовый зал небольшой наверху и восемь классов. Спортзал, правда, на улице был. Топочная еще. А тут только зал убрали, а вместо него комнат понаделали, чтобы люди ночевали. Получается внизу столовая и четыре класса, а на втором этаже комнаты для жилья. Всем хватит. И учиться, и жить. Две печки русские внизу потом поставят, а вверху подтопки на столбах дубовых. Пилорама заработала, на крышу доски уже пилить начали…

– Это ты про тес пиленый? Так ужо две пилы сломали, Любим новые ковать взялся, – хмыкнул Фома. – А напилили-то с маковое зернышко…

– Дядя Коля сказал, что оба раза усилия не рассчитали, когда бревна толкали. Одна пила лопнула, а другая погнулась. Кстати, он нам задание дал, совсем из головы вылетело. Ой, да как же это называется… О! Зубчатый рельс. По размеру около пяти-шести метров, по нему рама для пилы ходить будет, да еще разные шестерни от полуметра до полутора нужны. Ну, это колеса с зубьями, что на ось водяного колеса надеваться будут, а потом по рельсу ходить. Вот для них формы и надо из глины сделать.

– Тех баек я ужо наслушался и про шестерни знаю, а шаг зубьев тех сказал он тебе?

– Угу, помельче, сказывал, сантиметров шесть-семь меж зубьев делать.

– Ты, Вовка, мне голову не мути, я и так квелый хожу от придумок ваших. Скока это, са-тин-метр тот? Да и про метр узнать желание имеется…

– Да уж… – Вовка замер, чувствуя, что ответ вертится где-то на кончике языка. – Вот! Мерь меня, дядька Фома, вот тем обрезком от доски! Как знал, с лесопилки уволок! Я как раз росту полтора метра или ровно одна сажень. А сантиметр тот – одна часть от сотни частей метра. Сначала разбить рост мой на три надо, каждая часть пятьдесят сантиметров…

– Ты поучи еще меня, как горшки лепить, малец, – обиделся Фома, однако сразу же оттаял. – Не обессудь, странно мне, что малый такой учит меня разуму, однако палку все же не перегибай, опыта у меня на десятерых таких будет… Это вот отроков наших вплоть до мелочи какой совать носом надо, то верно, а меня…

– Прости ты меня, дядя Фома, неразумного. – Вовка на полном серьезе поднялся и поклонился собеседнику. – Меня и Иван Михалыч вразумлял, и дядя Коля тоже, что со взрослыми… у вас общаться так нельзя. Да от привычки такой трудно отказаться – плетью обуха не перешибешь, говорят…

– Хм-м… добре. Не ожидал, малец… Не ожидал, что слова такие скажешь мне, – изумился Фома. – И ты меня… и ты не обижайся. Малец мальцом, а мастером ты вровень со многими стоишь. Вежу к старшим соблюдай, а себя… цени. Ну, будет, возвертаемся к делам нашим… Про шаг ты сказывал, а по глубине зуб какой?..

* * *

– Ну что, Рыжий, пошто блындишь тут под ногами? – Николай отвлекся от кладки и разогнул спину на помосте, состоящем из жердин, перевязанных толстой конопляной веревкой.

– Э-э-э… Вышатой меня звать, – покраснел, еще более оттеняя свои веснушки, Рыжий.

– Как тебя зовут и как ребята называют, – выделил последнее слово Николай, – я знаю. Пошто блындишь-то?