Повести студеного юга

Спущенная на воду в первые послевоенные годы «Вайт бёрд» сразу же заслужила репутацию плавучего дворца. Она значительно уступала по размерам крупнейшим лайнерам мира, но выгодно отличалась от них необыкновенным комфортом. Судно имело семь палуб, большинству из которых не было равных. Превосходная отделка кают, зимний сад, богатейшая картинная галерея, кинотеатр, концертный и спортивный залы, четыре бара, два плавательных бассейна, теннисный корт и в довершение всего великолепия — полтора десятка салонов, оборудованных, как изысканные домашние гостиные. По замыслу художников, создававших интерьеры салонов, пассажиры здесь должны были чувствовать себя особенно уютно. Одни из них располагали к мирной беседе, другие — провести время за любимой игрой, в третьих можно было устроить немноголюдную вечеринку для близких друзей либо за бокалом коктейля, поданным молчаливо услужливым стюардом, послушать камерную музыку, джаз или популярные песни русских цыган. «Посетите любой из наших салонов, — говорилось в рекламном проспекте «Вайт бёрд», — и вы забудете, что находитесь на корабле. Это пятнадцать гостиных лучших домов Нью-Йорка, воспроизведенных нами с совершенной точностью».

Но самым большим достоинством лайнера были его мореходные качества и надежность. Он считался практически непотопляемым, был оснащен новейшими противопожарными средствами и вполне оправдывал свое название. Два громадных гребных винта, приводимые в движение мощными газотурбинными установками, обеспечивали ему крейсерскую скорость до тридцати миль в час. Белоснежный, с изумительными обводами корпуса и широкими крыльями палуб, он, казалось, летел над волнами, как огромная птица.

Капитаном и совладельцем «Вайт бёрд» был известный в Нью-Йорке миллионер Роберт Аллисон — гривастый седой толстяк, по прозвищу Жирный Тюлень. Раньше он владел целой флотилией мелких пассажирских и каботажных судов, но все продал ради одной «Вайт бёрд». Он сам принимал участие в проектировании лайнера и с первого до последнего дня наблюдал за ходом строительства.

«Вайт бёрд» была мечтой Аллисона. Говорили, он всю жизнь не женился только потому, что не мог обзавестись лайнером. Будто бы он давал зарок сначала построить собственный плавучий дворец, а потом уже думать о женитьбе. Но сорока миллионов, вырученных за проданную флотилию, на строительство «Вайт бёрд» не хватило. Старику, привыкшему во всем к самостоятельности, пришлось искать компаньонов. Одним из них стал осевший в Америке грек Николас Папанопулос, а другим — некий Герберт Форбс, молодой человек, получивший в наследство прибыльный нефтяной промысел. Вдвоем они внесли на строительство лайнера двадцать миллионов долларов — третью часть стоимости «Вайт бёрд». Остальные две трети принадлежали Аллисону, поэтому он получил право возглавить фирму и занял должность капитана, хотя с его здоровьем взваливать на себя хлопотные капитанские обязанности было не совсем разумно. Еще в ранней молодости Аллисон перенес тяжелый порок сердца и с тех пор страдал жестокими приступами стенокардии.

Имя капитана «Вайт бёрд» нашумело в Нью-Йорке, когда он нанимал людей в свою будущую команду. Узнав о вакансиях, на только что спущенный на воду роскошный лайнер ринулись разношерстные молодые оборванцы, которых Аллисон охотно принимал, не требуя никаких рекомендаций. Мельком взглянув на диплом или свидетельство о профессии, он лишь каждого спрашивал, давно ли тот болтается без места. И явно отдавал предпочтение бродягам «со стажем». Причем нанимал он так не только на рядовые должности. Многие газеты Нью-Йорка напечатали подробный рассказ о том, как на судне Аллисона появился второй помощник капитана Майкл Мэнсфилд.

Капитан-лейтенанту американских военно-морских сил Майклу Мэнсфилду исполнилось всего двадцать шесть лет, когда он вышел в запас и слонялся по Нью-Йорку в поисках работы. Однажды он обратил внимание на тучного пожилого мужчину в форме капитана гражданского флота. Уронив на грудь голову, тот стоял, упираясь плечом в фонарный столб.

Мэнсфилд подошел к нему, спросил, что с ним и не нужна ли ему помощь.

Капитан с трудом поднял отяжелевшие веки.

— А-а, морячок… — На Мэнсфилде была его старая офицерская форма без знаков отличия. — Я стою здесь полчаса и никому до меня нет дела. Дьявол их забери, каждый думает о себе. — Медленно выговаривая слова, он старался побольше вдохнуть воздуха. По его обвислым щекам струился пот, слегка выпученные белесые глаза застилала нездоровая поволока.

— Я помогу вам, сэр. Что с вами? — В голосе Мэнсфилда звучало сочувствие. — Это сердце?

— Да, мой мальчик. Старые цилиндры идут вразнос. Немного прошелся, и как видишь…

— Я сейчас, одну минуту. — Мэнсфилд бросился к мостовой останавливать такси.

— Мне на одиннадцатый причал, там моя коробка, — уже в машине сказал старик.

— Нет, нет, — горячо возразил Мэнсфилд. — Это может быть инфаркт. В больницу, шофер!

Капитан вяло улыбнулся. Он пытался храбриться, но был слаб. Мэнсфилд пальцем осторожно притронулся к его губам.

— Не надо говорить, вам это вредно, сэр.