Повести студеного юга

Удрученно опустив голову, сэр Генри долго скреб мизинцем темя. Обнаженный цинизм сына его просто убивал, но, безвольный и совершенно неспособный к сопротивлению, возражать ему он не находил слов. Да и как возразить, когда на каждое твое слово у него — двадцать. И непременно с историческими параллелями, то Наполеон, то Дрейк, то Кук… Ба, да ведь это мысль! И тут сэр Генри, пряча в уголках глаз лукавство, вдруг спросил благодушно:

— А ты помнишь, Эри, что сказал Джеймс Кук об этой твоей полярной крыше?

— О да, помню прекрасно! — обрадованно заулыбался Эрнст. Слова Джеймса Кука об Антарктике он помнил наизусть: — «Я твердо убежден, что близ полюса есть земля, которая является источником большей части льдов, плавающих в этом обширном Южном океане; я также полагаю возможным, что земля эта заходит дальше всего к северу против Южного Атлантического и Индийского океанов, ибо в этих океанах мы всегда встречали льды дальше к северу, чем где-либо еще; этого, я думаю, не могло бы быть, если бы на юге не находилась земля — я имею в виду землю значительной величины… Однако в действительности большая часть этого южного континента (предполагая, что он существует) должна лежать внутри Полярного круга, где море так усеяно льдами, что доступ к земле становится невозможным.

Риск, связанный с исследованием побережья в этих неизведанных и покрытых льдами морях, настолько велик, что я могу взять на себя достаточную смелость, чтобы сказать, что ни один человек никогда не решится сделать больше, чем я, и что земли, которые могут находиться на юге, никогда не будут исследованы. Густые туманы, снежные бури, сильная стужа и все другие опасные для плавания препятствия неизбежны в этих водах; и эти трудности еще более возрастают вследствие ужасающего вида страны, которую природа лишила теплоты солнечных лучей и погребла под вечными льдами и снегами. Гавани, которые могут быть на этих берегах, забиты смерзшимися глыбами снега огромных размеров; если в одну из них и сможет войти корабль, он рискует или остаться там навсегда, или выйти обратно, заключенным в ледяной остров…»

— Вот видишь, дорогой, даже Джеймс Кук считал невозможным проникнуть в Антарктику, а тебе она все мерещится. Или Кук для тебя больше не авторитет? — Сэр Генри знал, что Эрнст, не подумав, немедленно ответит цитатой, и, слушая его декламацию, наперед испытывал удовольствие от того, как сын, опомнившись, повесит нос. Уж со своим-то любимым Куком согласиться ему придется.

Уловка, однако, не удалась.

— В том-то и фокус, дэд, что обставить такой авторитет, хотя бы и после его смерти, — уже слава, — не приняв наивно наигранного благодушия отца, сказал Эрнст серьезно. — Кроме того, ты напрасно думаешь, что, если я иногда восхищаюсь подвигами Кука, для меня его мнение — окончательный приговор. Я не ошибаюсь, ты так подумал?

Сэр Генри сконфуженно пожал плечами. Эта способность Эрнста угадывать его мысли наводила на беднягу прямо-таки суеверный страх. Робея, он тогда весь покрывался испариной и не мог не только что-то сказать — боялся шевельнуть мозгами.

— Я твердо знаю одно, — продолжал между тем Эрнст, грузно вышагивая по отцовскому кабинету, — прогресс в авторитетах не нуждается, они чаще всего вредят ему, как церковь — просвещению. Какой может быть прогресс, если все станут оглядываться на чьи-то закостенелые авторитеты? Громить их, сбивать с пьедесталов — вот в чем задача творцов цивилизации. Прикинь-ка, разве вся эпоха Возрождения не была великим бунтом против авторитетов? — Недавно еще по-юношески пылкий, непримиримо задиристый, сейчас он говорил в спокойном размеренном тоне, не столько обращаясь к отцу, сколько как бы рассуждая с самим собой, и, глядя на его рослую, широкую в кости фигуру, слушая его неторопливую речь уверенного в себе и своих словах человека, нельзя было подумать, что перед тобой все тот же вдохновенно-самонадеянный шестнадцатилетний мальчик. Изменились даже глаза: вместо горячечного нетерпения теперь их наполняли решимость и воля натуры страстной, но не бесшабашной. Куда и как направить свою страсть, этот, теперешний, Эрнст знал отлично. — Разумеется, жизнь Кука достойна того, чтобы им восхищались. Но ведь это он авторитетно утверждал, будто Антарктида недоступна, а Дюмон-Дюрвиль тем не менее потом благополучно высадился на Земле Адели. Другое дело, что продвинуться дальше в глубь материка французы не смогли. Сегодня тоже пока никто не сможет, потому что ни у кого нет еще достаточного полярного опыта. Для этого нужно покорить сначала более близкую и потому более доступную Арктику, тогда все будет ясно. Я полагаю, на это уйдут ближайшие десять — пятнадцать лет, не больше. Затем — Антарктика. Ждать осталось недолго, гораздо меньше, к сожалению, чем требуется британскому моряку, чтобы закончить училище и стать капитаном. По этому, дэд, я и должен попасть на клипер Молтседа незамедлительно и обязательно гардемарином. Терять лишних три года на училище в моем положении было бы безрассудно.