Повести разных лет

Итак, о пьесе. По первоначальному замыслу действие ее должно было происходить в промежутке между тем ясным и жарким днем августа 1941 года, когда ушел на восток последний эшелон с заводским оборудованием и с людьми — квалифицированными рабочими, их семьями, техническим персоналом, — и днем, когда на завод вернулся первый эшелон, первый после победы. Я хотел написать о тех, кто оставался на фронтовом заводе, оборонял его и работал, — работали в большинстве женщины, старики, подростки, о тех, кто держал рубеж, кому было очень трудно: свои далеко, а враги близко, сил и уменья мало, но дух не сломлен; бой и труд продолжаются, и вот люди дожили наконец до победы.

В жизни все так и было, и все же жизнь сделала одну решительную поправку к литературе: отдалила победу. Я скоро понял, что нельзя заключать пьесу счастливым финалом, когда война и не думает кончаться, когда впереди тьма новых испытаний. Легкий и близкий победный конец — это литературное вранье. Его нельзя оправдать ничем, никакими агитационными соображениями, якобы поднимающими дух зрителя и читателя. Не то это может напомнить постыдной известности предвоенную повесть одного автора, в которой Красная Армия в пух и прах разбивала фашистов уже ровно через двенадцать часов после начала войны! Оскорбительность столь лихого фантазерства (по отношению к реальной войне, к настоящей трагедии в жизни страны, народа) выяснилась с первых же дней. Но и годовалый срок, а не только половина суток, оказался тоже фантазией. Как же быть?

Поэт Хлебников когда-то писал: «Конь войны, наклоняя желтые зубы, рвал и ел траву людей». Он писал это о войне гражданской, и найденная им метафора поражала воображение своей эпичностью и лаконизмом. Для новой войны напрашивались иные образы, куда более индустриальные и более жуткие, чем конские зубы. Тем не менее время шло, и пожарище войны действительно стало зарастать молодой травой…

Я вернулся к начатой пьесе лишь в 1959 году, когда все было далеко позади — и война и победа. Я просто почувствовал, что мне очень хочется вспомнить Колпино, вернее то, что связалось с ним в моем представлении. Казалось, колпинские впечатления должна была бы затмить, навсегда оттеснить на второй план та большая беда и тот безмерно большой подвиг, которые совершались в Ленинграде. Но вот оказалось, что все последующие годы колпинцы жили со мной и во мне, и я постепенно перестал отделять выросших в моем воображении персонажей от виденных в действительности. Теперь трудно назвать прототипы, да их и не было: герои пьесы сложились из множества черточек разных людей, встреченных в Колпине и не в Колпине, на фронте и не на фронте, в ту пору и много позже, конкретно-же, наверно, они ни на кого не похожи.

Я начал с военной хроники («Эшелон ушел»), постепенно наслаивал и развивал остальное, — только так мог возникнуть и сохраниться колорит места, времени и обстоятельств действия, слепилась, быть может, и неуклюжая и неровная, но житейски естественная, жизненно разнообразная драма. За это я больше всего ценю ее первооснову — колпинские впечатления 1941 года.

1966

СТРЕЛА ПРОВЕСА Волховстройская повесть

Года два назад я прочел заметку в «Известиях», называющуюся «От Волховской до Саяно-Шушенской». Главный инженер проекта крупнейшей среди действующих и строящихся гидроэлектростанций — Саяно-Шушенской — рассказал о том, что сделано и делается на ее строительстве, где первый бетон уложат в плотину как раз к столетию со дня рождения В. И. Ленина.

В интервью названа цифра мощности этой будущей станции — 6,4 миллиона киловатт. Там не названа мощность Волховской гидростанции в год ее пуска; для сравнения я ее назову: 58 тысяч киловатт. Это значит — в сто с лишним раз меньше мощности будущего гиганта… Меньше в сто раз! И все-таки мы по праву гордились и гордимся первенцем нашей электрификации — Волховской гидростанцией, носящей имя Владимира Ильича Ленина. Не следует забывать, что строилась она после небывалой разрухи и голода, в сложное, трудное время — в первые наши годы без Ленина. О том, чему был я не только свидетелем, но и в какой-то мере участником, я и хочу рассказать.

Начну по порядку. Осенью 1925 года я поступил работать на «Волховстрой». Должность, обязанности у меня были не ахти какие — ученик по монтажу высоковольтной линии электропередачи, но, думаю, не к чему объяснять, как воодушевляла семнадцатилетнего юношу, приехавшего из уездного вятского городка, любая, пусть самая малая причастность к такому передовому строительству. Да тогда и не просто было стать волховстроевцем. В стране безработица, на биржах труда — толпы жаждущих заработка людей… Правда, заработок ученика невелик: двадцать семь рублей в месяц, но если учесть, что, приехав в 1925 году в Ленинград, я жил на пятнадцать рублей, что доказывает сохранившаяся чудом приходо-расходная тетрадка, то можно считать четвертную, да еще с гаком, настоящим достатком.