— Приказ такой: вывести из ущелья беженцев, плюс наши раненые. Первая партия сегодня уже вышла через перевал, — Федорцов крестиком обозначил перевал на схеме. — Прошу слушать внимательно! Глухарев, хватит табак смолить, и так дышать нечем! Мы должны ночью незаметно для противника сняться с позиций, отойти к перевалу и закрепиться там. И ждать подкреплений. В приказе сказано: заманить немцев в ущелье. И успех будущего наступления зависит от нас… Нужно продержаться еще сутки.
— В ротах по нескольку человек осталось, товарищ полковник!
— Знаю, — вздохнул Федорцов. — А нужно. Одни сутки. Прошу разъяснить это бойцам. У меня все.
Все поднялись, толкаясь, переговариваясь, двинулись к выходу.
— Глухарев, у тебя три станковых? Отдай один, а я тебе заместо гранат подкину, а?
— Каких гранат?
— Лимонки. Три ящика.
— Лимонок у меня самого навалом. Ты мне противотанковых дай…
Федорцов сел в скрипучее плетеное кресло и через несколько секунд крепко спал.
Он не заметил, как распахнулась дверь в землянку и полоса яркого света разрезала ее пополам.
Вошли двое. Один непрерывно кашлял, зажав рот рукой, второй отряхивал гимнастерку.
Ординарец сидел напротив, осторожно поскребывал ложкой в консервной банке и все время поглядывал на командира: «Не разбудил ли?» Когда двое ввалились в землянку, ординарец испуганно посмотрел на них, приложил ложку к губам и глазами указал на спящего командира.
— Буди! — сказал первый и опять начал кашлять.
Но Федорцов уже проснулся. Он тер глаза, виски и вдруг, словно только рассмотрел вошедших, сказал недовольно:
— Ну что еще? — и сердито посмотрел на ординарца. — Иван, сказал же, не давай спать!
— Все! — ожесточенно махнул рукой комиссар, с трудом удерживая кашель.
— На, воды выпей, — Федорцов протянул ему кружку с водой.
Тот стал жадно пить, и кадык на горле судорожно ходил вверх-вниз.
Второй, худощавый, высокий лейтенант лет тридцати молча стоял перед столом. Это Артем. На груди у него висел автомат. Встретив вопросительный взгляд комполка, он проговорил глуховатым басом:
— На перевале обстреляли беженцев. Много убитых. Егеря.
Федорцов шумно вздохнул, невидящим взглядом уперся в пол.
— Уф! Будто песок в горле, — комиссар поставил кружку на стол, вытер ладонью рот и опять стал кашлять. — Примерно, рота… Рота эдельвейсов…
— Дождались, — тяжело выговорил Федорцов. — Тьфу… Как они попали туда?
— Альпинисты, — ответил лейтенант. — Горы знают отлично. Перед войной многие были тут, ходили с нами на вершины…
— Надо выбить… Во что бы то ни стало! — Федорцов вскочил со своего скрипучего кресла, быстро заходил по землянке.
— У них такая позиция, что они два полка остановить могут, — сказал Артем.
— Выбить! Выбить, несмотря ни на что! — твердил Федорцов.
Комиссар тем временем перевернул лежащую на столе карту с рисунками Федорцова, прихлопнул ее ладонью.
— Погоди, Григорий Федорыч, есть одна идея… Ну-ка, лейтенант, рассказывай…
Лейтенант кашлянул в кулак, стал объяснять по карте:
— Дело, в общем, такое… Егеря здесь, над языком ледника. С тыла их прикрывает отвесная стена. А со стороны тропы они практически недосягаемы…
Я тут подумал, — неторопливым басом продолжал лейтенант. — Есть одна идея… Если ночью незаметно подняться по этому гребню, преодолеть скальный бастион, то с противоположной стороны можно выбраться на вершину… На макушке снежная шапка, вы ее видели?
Комполка кивнул головой, пробурчал:
— Пока ничего не понимаю…
— Сейчас поймете… Значит, так… — лейтенант замолчал. — Товарищ полковник, лучше наверх выйти. Я вам наглядно покажу.
Все четверо выбрались из землянки, остановились. Вокруг — горы. Они окружали долину, напирали друг на друга, громоздились все выше и выше к небу.
Штаб полка — несколько землянок, укрытия, госпиталь — был расположен в этой долине. Среди сосен стояли повозки, две полевые кухни.
Все щурились от яркого света, прикрыв от солнца рукой глаза, смотрели на далекие снежные вершины. Темно-синими полосами, причудливо-извилистыми, пролегли ущелья.
Беженцы ютились в этой же долине. Здесь раньше был альпинистский лагерь, а теперь разместились склады, госпиталь. И палатки. В реке женщины стирали белье, примостившись на камнях.
— Видите во-он ту лысину? — спросил лейтенант, указывая на широкую полосу среди сосен на склоне горы.
— Ну?
— Это лавина, товарищ полковник… Сосны сметало, как спички.
— Ну? — еще раз спросил Федорцов.
— Вот мне и пришло в голову. Если взорвать шапку снега на вершине, она родит лавину, и лавина сметет немецкое укрепление, как эти сосны… Все просто, но…
— Что? — быстро оглянулся на лейтенанта командир полка. — Я все понял…
— По этому маршруту еще никто не поднимался. В сороковом году две группы пытались штурмовать и не прошли… В одной группе ходил я…
Но Федорцов уже не слышал, что говорил лейтенант. Он смотрел на горы и что-то лихорадочно соображал. Потом спросил:
— За сутки сможете?
— Не знаю… Самое трудное там — скальный бастион… И немцы могут заметить…
— А ночью?..
— Трудно…
— Больше суток нельзя, лейтенант! Сколько нужно человек?
В разговор неожиданно вступил комиссар: