Повести и рассказы разных лет

Первая часть моего путешествия проходила по главному пути Северной Железной дороги до Карнфилда, где берет начало местная ветка, петляющая среди болот. Во всей Англии вы не встретите более сурового и, вместе с тем, более впечатляющего пейзажа. В течение двух часов за окнами вагона тянулась бесконечная холмистая равнина, местами переходящая в низкую каменистую гряду, изобилующую выходами наружу скальных пород. То там, то здесь крохотные коттеджи из серого камня внезапно сбивались в кучу, образуя деревни, но, по большей части, на протяжении многих миль не было видно ни жилья, ни других признаков человеческого обитания, за исключением немногочисленных овечьих отар, разбросанных по горным склонам. Местность навевала уныние, и на сердце у меня становилось все тяжелее по мере приближения к концу путешествия. Но вот, наконец, поезд затормозил у небольшой деревушки Стеддинг-Бридж, где дядя наказывал мне сойти. Рядом со станцией ждала одна-единственная древняя двуколка. Я обратился к вознице неотесаному деревенскому парню:

— Вас прислал мистер Стивен Мейпл?

Малый глянул на меня с нескрываемым подозрением.

— Как ваше имя? — в свою очередь спросил он с таким ужасным акцентом, что я просто не берусь его передать.

— Джон Мейпл, — ответил я.

— Чем можете доказать?

Я уже занес руку для удара, будучи не всегда сдержан по натуре, но вовремя спохватился, вспомнив, что парень, скорее всего, действует строго по дядюшкиным инструкциям. Вместо ответа я указал на ружейный футляр с монограммой.

— Да-да, все правильно. Вы и вправду Джон Мейпл! — с облегчением воскликнул он, медленно, по буквам, прочитав мою фамилию. — Садитесь скорее, мастер, — путь у нас неблизкий.

Дорога была белой и блестящей, подобно большинству дорог в этой части страны, изобилующей меловыми отложениями. По обе стороны она была выложена низким бордюром из не скрепленных между собой камней. Дорога сильно петляла среди многочисленных болот и обширных торфяников, усеянных овечьими стадами и крупными валунами и полого спускающихся вниз к подернутому туманной дымкой горизонту. В одном месте крутой обрыв открывал вид на отдаленный участок покрытого свинцовой зыбью моря. Да и вообще, вся панорама выглядела настолько сурово, уныло и непривлекательно, что затея моя постепенно начала казаться мне куда более серьезной и опасной, чем представлялась в Лондоне. Этот нежданный призыв о помощи от дядюшки, которого я никогда не видел и о котором не слышал ничего хорошего, связанная с ним спешка, упоминание о моих физических возможностях, нелепый предлог, под которым он вынудил меня захватить оружие, — все это вместе взятое камнем ложилось на душу и заставляло поневоле подозревать нечто зловещее и таинственное в подоплеке предстоящего дела. Представлявшееся абсолютно невозможным в Кенсингтоне, выглядело более чем вероятным здесь, среди безжизненных болот и первозданно-диких скал. Наконец, подавленный собственными мрачными мыслями, я повернулся к вознице с намерением задать тому несколько вопросов относительно дядюшки, но выражение его лица заставило меня мгновенно забыть об этом.

Он глядел не вперед, на старого, медлительного, гнедого мерина, не вбок, на дорогу, по которой мы ехали, — лицо его было повернуто в мою сторону, а взор устремлен назад, поверх моего плеча, и в нем отчетливо читалось острое любопытство пополам с тревогой, как мне показалось. Он занес, было, плеть, чтобы подстегнуть лошадь, но тут же обреченно опустил руку, словно смирясь с мыслью, что любое подобное действие бесполезно. Невольно проследив направление его взгляда, я тоже увидел, наконец, что же так взволновало моего кучера.

По торфянику бежал какой-то человек. Он бежал неуклюже, то и дело спотыкаясь и оскальзываясь на камнях, но дорога в этом месте изгибалась в петлю, и у бегущего была полная возможность срезать и перегнать нас. Мы как раз подъезжали к тому месту, куда был направлен бег незнакомца, когда тот перелез через каменную дорожную насыпь и остановился посреди дороги, поджидая коляску. Лучи заходящего солнца ярко освещали его загорелое, чисто выбритое лицо. Это был крупный мужчина, но со здоровьем у него, похоже, не ладилось: после не такой уж длинной пробежки он держался за грудь и тяжело, с присвистом, дышал. Как только мы поравнялись с ним, я заметил в ушах незнакомца серьги.

— Скажи-ка, приятель, куда вы направляетесь? — окликнул он моего возницу; голос его звучал грубо, но не угрожающе, а, скорее, добродушно.

— К Перселлу, на ферму Гарта, — ответил парень.

— Тогда прошу извинить за задержку, — воскликнул незнакомец, освобождая дорогу. — Дело в том, что я думал, будто вы едете, куда мне нужно, поэтому и спросил — вдруг подвезете.

Извинение его выглядело надуманно и неубедительно, так как в нашей двуколке не было места для третьего, но мой возница не был расположен выяснять отношения по этому поводу. Он молча подхлестнул коня и проехал мимо. Оглянувшись назад, я увидел, что незнакомец уселся на обочину и занялся набиванием трубки.

— Похоже, моряк, — заметил я.