И отцу приходилось отказывать — под смехотворным предлогом о якобы взятых обязательствах, раз за разом обещая, что к дочери его состояние перейдет после его смерти. До дня свадьбы оставалось три недели; до карающего удара Немезиды — день-другой!
Все это время миссис Джой неустанно молила Джаспера Брауна о новой отсрочке, чем лишь укрепляла его решимость стоять на своем: самоуничижение в денежных делах, как известно, к добру не ведет. Оно является признанием в слабости, сигналом возможной опасности. В кратком ответе Джаспер Браун недвусмысленно заявил, что "запахивает карманы" и не намерен ждать более ни часа. Подобная неблагодарность показалась ему тем более отвратительной, что исходила от человека, слывшего состоятельным. Свое веское слово теперь должен был сказать закон. Немезида медленно приближалась.
Субботний вечер. Миссис Джой печально сидит у камина; остальные ушли и вернутся к ужину. Суббота всегда изнурительна — это день нескончаемых увещеваний и просьб. Но вот, кажется, преодолены все препятствия: миссис Джой сидит у огня одна. Раздается стук в дверь. Она тяжело вздыхает: предстоит непредвиденное сражение — а казалось, что сегодня все позади. Женщина устало выходит — и видит двух плохо выбритых, слегка затасканных детин: вид их говорит сам за себя. Ярко-красные шарфы, тяжелые трости этого достаточно. Мы-то с вами хорошо знаем, кто эти люди, по каким поручениям они являются. Несчастная женщина догадалась о цели визита, прежде чем взяла в руки лист официальной бумаги. Люди шерифа явились сюда, чтобы описать все имущество. Эти двое оказались вежливы и по-своему предупредительны: они решили не усугублять лишними неудобствами для хозяйки свою и без того неприятную миссию.
В первую минуту разум, казалось, оставил миссис Джой; потом мысль заработала с новой силой. Что можно было сделать, какой шаг предпринять? Оставались считанные минуты: остальные могут вернуться в любой момент. Прислуга отсутствует: то ли в саду, то ли во дворе — не видит позора. Значит, в доме больше ни души: только она — и посланники с прозаической миссией. А у нее в наличности двадцать фунтов, или около того — сумма столь же ничтожная, как и двадцать пенсов. Но в доме больше денег, несравненно больше! И рядом — никого, кто бы мог помочь. Сам вид подручных шерифа, которые теперь ожидали в холле, перепугал женщину до полусмерти. Мысль об официальной процедуре, которая должна была вот-вот начаться, обручем сжала ей сердце. Женщина выпросила у суровых эмиссаров несколько минут отсрочки; содрогаясь от ужаса, она бросилась к себе в комнату, надеясь, что судьба в последний момент предложит ей какую-нибудь соломинку.
В минуту кризиса, когда человек прижат к стене, зная, что у ворот его поджидают кровожадные волки, в голову ему лезут самые противозаконные мысли — более того, напоминают о себе со всей возможной назойливостью. Совсем недавно Хенгист получил какие-то проценты от сдачи дома внаем, но в Лондон отправился поздно, застал закрытыми банки и привез всю сумму обратно, наверняка не взяв ее с собой на прогулку. Деньги — золото и банкноты, — по всей вероятности, лежат наверху, в лучшей спальне дома, в его саквояже… Не станем судить слишком строго бедную женщину, сломленную судьбой. Вспомнив о зловещих фигурах, что маячат перед ней почти уже в качестве хозяев дома; об ужасных мыслях, вызываемых посланниками такого рода; о тех, кто в эту самую минуту спокойно возвращался домой; о счастливой свадьбе, которая может не состояться, о черном отчаянии, поселившемся в ее сердце, подавив ясность взгляда и совесть. Вспомним все это — и, если так уж необходимо осудить слабую женщину, поднимающуюся по ступенькам, проникнемся к ней по меньшей мере сочувствием.
Ну вот, уж и полегчало: ушли ужасные помощники шерифа. Но передышка будет короткой: домашние уже возвращаются с прогулки, и двое из них очень веселы и возбуждены. Проходит вечер, наступает воскресное утро и вместе с ним — церковная служба, на которой они вместе присутствуют. И лишь в конце воскресного дня мистер Хенгист несется вниз с ужасным воплем: он ограблен, разорен, и всех призовет к ответу.
Поднимается обычный в таких случаях шум. Появляется полиция: обыск, осмотр, расспросы. Триста фунтов — большая потеря. Кто в таких случаях первым оказывается под подозрением? Прислуга. Всех слуг вызывают наверх. И вот разнесчастная Сюзанна или Мэри Энн является на допрос. Она всхлипывает что само по себе весьма подозрительно. Выясняется, что шкатулка была открыта вторым ключом; его нигде не могут найти — пока где-то между кухней и моечной не находят маленький ключик «брама», который миссис Джой тут же опознает. Сюзанна (а может быть, Мэри Энн) отправляется в заключение…