- Нет, в том-то все и дело! - вскричал слуга и в горестном отчаянии принялся извиваться пуще прежнего, как если бы я неосторожным движением придавил ему одновременно все нервные окончания. - Она сказала, что на ночь вам тут остановиться нельзя. Но я забыл, я все перепутал. О, горе мне!
- Хватит дурить, - перебил я его. - Показывай мне свою комнату. Я готов...
Человечек смерил меня диковатым взглядом.
- Но у меня нет ничего своего в этом мире, сэр! - медленно произнес он. - Тут все не мое!
Более нелепую ситуацию трудно было себе вообразить. Не отказаться ли, пока не поздно, от планов, связанных с бэйтаунской гостиницей? - пронеслось у меня в голове.
- Со спальнями все ясно. Где тут у вас чердак?
Ответом мне была гримаса полнейшего недоумения, за которой, как ни ужасно, присутствия какого бы то ни было скрытого смысла даже и не угадывалось.
- Слушай, хотя бы это ты должен знать, - простонал я умоляюще. Но и вторая попытка оказалась безрезультатной - на этот раз из-за появления на пороге плотной и достаточно представительной фигуры с круглой, как шар, головой, уютно утопленной в мягкой фетровой шляпе, смысл земного существования которой явно сводился к отчаянному стремлению не лопнуть по швам от постоянного внутреннего давления. Усилия эти можно было считать успешными лишь отчасти: кое-где в шляпе уже зияли несносные дыры.
- Вы - хозяин дома? - поинтересовался я у третьего персонажа этой почти призрачной галереи.
- Полагаю, что так, - со смехом ответил тот, - Толстоват для столь хилого местечка - это вы хотите сказать, сэр?
Не дождавшись ответа, но заметив, вероятно, в своей реплике (смысл которой, впрочем, ускользнул от моего понимания) проблески остроумия, владелец дома принялся хохотать, да столь энергично, что глядя со стороны, можно было предположить, будто с ним случился припадок. Слуга перестал плакать; хозяин продолжал смеяться - ну, и мне не удалось сохранить бесстрастное выражение лица.
Спустя несколько минут, вдоволь нахохотавшись, весельчак поинтересовался наконец, что мне угодно.
- Мне было бы угодно получить тут на ночь комнату, - проговорил я с некоторой осторожностью, заранее опасаясь, что, услышав предположение такого рода хозяин может по примеру слуги взять, да и разрыдаться.
- Комната готова, - немедленно отвечал тот. - Ну-ка, Вертлявый, пойди и попроси мадам поторопиться. Вертлявый мигом исчез.
- Этот слуга у вас... - начал я.
- Гибковат местами? Ха-ха! - Хозяин жизнерадостно потер ладони. - У каждого из нас есть где-то мягкое место - верно я говорю, сэр? У одного голова, у меня вот - сердце.
Я поздравил хозяина с тем, что ахиллесова пята нашла в его организме столь достойное вместилище и спросил, действительно ли во всем доме для гостей держат только одну комнату.
- Только одну, сэр. Источник наших доходов - рыночные торговцы. Не так уж часто наш дом удостаивают посещением джентльмены столь неоспоримых достоинств, как вы, сэр. Есть у нас еще чердачок, с которого, как говорят, открывается неплохой вид на Луну. Ха-ха-ха! Мы называем его верхним этажом, сэр!
Как может человек так много смеяться без причины? - мысленно спросил я себя и... обнаружил, что сам потихоньку посмеиваюсь. Объединив усилия, мы с хозяином некоторое время сотрясались телами так, что иной мизантроп, глядя на эту сцену со стороны, решил бы, что тут сошлись два эпилептика.
- Ну вот, и пошутили на славу! - хозяин потер ладони с удовлетворением торговца, только что заключившего выгодную сделку.
- Капитально! - отозвался я.
- Не каждый день выпадает такая удача, - мой собеседник явно вошел в роль коммивояжера.
- Да уж, это точно, - отозвался я сердечно.
- Если вы еще и в вине, сэр, разбираетесь так же хорошо, как в шутках, значит, судьба подарила мне встречу с поистине знающим человеком.
Я благосклонно принял этот деликатный намек, и некоторое время спустя мы с хозяином уже сидели в маленькой гостиной; бутылка кларета если и представляла для нас барьер, то не слишком серьезный: так гальваническая батарея разъединяет экспериментаторов, вздумавших ухватиться за концы проводов. В беседе я наметил для себя тайную цель. Дело в том, что время от времени мне начинало казаться, что хозяин себе на уме. То и дело среди бесконечных всплесков буйного веселья я ловил на себе косой взгляд, исполненный тревоги и недоверия. Но как художнику не дано запечатлеть на холсте молнию в момент ее появления, так и я не в состоянии был разгадать истинного смысла этих не слишком приятных мгновений.