Повести и рассказы М. И. Воскресенского

Кому из читателей не известна старая поговорка: глаза – зеркало души? Эти три слова давным-давно приняты всеми за аксиому, а между тем… между тем они не более как гипотеза, и именно вот почему: хорошее, верное зеркало не часто встретишь, и не в метафорическом смысле: одно уменьшает, другое увеличивает, третье косит, четвертое желтит, пятое… Ну, да на пятом пока и остановимся. Что же касается до глаз, которые называются зеркалом души, – они уж и сплошь да рядом фальшивы; представлю примеры. У знаменитого мошенника Картуша были большие голубые глаза, в которых налито было столько добродушия, что их поцеловать хотелось, а между тем в них гляделась душа чисто разбойничья. На доброго Августа римского нельзя было, рассказывают, смотреть прямо, – столько пронзительного было в его взоре, а между тем душа его была чисто прекрасная. У Лейбница были всегда глаза красные, как у невоздержного человека; у Ньютона раскосые и плутовские, – вот вам и зеркала ваши! Да, с другой стороны, если и допустить верность этих зеркал, почему же мы хотим думать, что душа беспрестанно в них смотрится? Ведь она не женщина; а если и женщина, так уж верно не кокетка; хоть говорят, что одно без другого не бывает; впрочем, ведь мало ли говорят и пустяков на свете? («Повести», ч. II, стр. 198.)

А вот еще пример, покороче:

О любви писали из каждого гусиного крыла по крайней мере пять перьев. Ну, а ведь вы знаете, что у каждого гуся два крыла, следовательно, по крайней мере десять перьев; теперь десять манеров любви положите на каждого гуся, съеденного человечеством, – а сколько мы приели их? Право, я думаю, столько, что если бы все пернатые покойники были живы, то своею огромною массою заклевали бы все человечество, по их милости, на мильон манеров рассуждающее теперь о любви на бумаге («Повести», ч. III, стр. 174).