Повести и рассказы

Северин не сводит глаз с каменной лестницы, боится, чтоб привидение не промелькнуло даже во время мгновения ока. Он уже теряет терпение, внутренно смеется сам над собою, что хочет видеть наяву сны суеверных.

Но вот эмблема Софии Премудрости, превращенная в сову, захлопала крылами на соседнем дереве и уставила горящие очи на Северина; в глуши что-то взвыло, струя холодного ветра зашелестела листьями… что-то щелкнуло, как будто ключ повернулся в замке… Северин вздрогнул… ему показалось, что двери, ведущие в сад, отворяются… Луна выкатилась из-за тучи, из дверей появилось что-то похожее на привидение… на привидение, не отжившее еще на земле.

Это было не покойное существо, ибо оно беспокойно осматривалось во все стороны: нет ли кого живого?., тихими шагами спустилось с крыльца, чуть прикасаясь к земле, понеслось вдоль крытой аллеи. Едва переводя дух, Северин крадется по опушке между деревьями вслед за ним.

В конце аллеи, из густой клумбы появилось другое привидение; но это было мрачно, как дух-соблазнитель, окутанный в ночь.

– Елена! – произнесло оно шепотом. Северин это слышал.

Оба привидения слились в одно, исчезли в глубине дерев и ночи.

Северин это видел.

Глухой стон вырвался из груди Северина. Он сложил руки на груди, прислонился к дереву, стиснул очи, как будто весь мрак и все прошедшее озарились перед ним яркою молниею.

Вот и счастие! Любишь, любишь, любишь… и вдруг – нельзя любить.

В этом положении, опустив голову на грудь, Северин без мыслей, без памяти, простоял до восхода солнца, которого первый луч блеснул на слезе его, скопившейся под зеницею.

Лай собаки вывел его из этого беспамятства; преследованный ею, он шел по аллее к дому.

Может быть, это сон, блеснула мысль в душе его… Он приблизился к крыльцу… Двери отворены.

– Нет, не сон! – произнес он решительно и, переломив грусть свою, вошел в комнату.

Ксаверий Астафьевич уже проснулся. Человек, посланный от него, встретил Северина и просил в спальню к барину. Бледный вошел к нему Северин.

– Что с тобою сделалось… Северин Петрович? – произнес старик. – Ты видел!..

– Видел, видел! – отвечал Северин глухо, задыхаясь от прилившей к сердцу крови, и как изнеможенный бросился на стул, закрыв лицо руками.

– Полно, мой друг, да не-уже-ли покойница?.. Полно, мой друг, мы шутили… Возможное ли дело, чтоб покойницы являлись…. тебе показалось со страха… послышалось.

– Нет, не показалось, не послышалось! Прощайте! – вскричал Северин, вскочив с места. Он сжал старику руку и вышел скорыми шагами вон.

Старик остался в недоумении и ужасе: он как будто видел уже перед собою и смерть, и все разрушенные планы свои.

В этом положении застали его все приятели, приехавшие узнать о последствиях предприятия Северина, – Ну что? Ксаверий Астафьевич, каково провел ночь? Где же храбрец Северин? А? что с тобой?

Старик не отвечает, мутными очами смотрел он на всех; наконец, как будто получив слабое употребление языка, промолвил:

– Дочь мою позовите ко мне!

Слуга бросился в комнату Елены. Девушки забегали. В доме поднялась суматоха.

– Где барышня? – спрашивают все друг у друга.

– Елена! – повторил старик.

– Пойдемте, господа, – прошептали друг другу приятели Ксаверия Астафьевича. – Пойдемте! здесь не будет добра. – И все, один за одним, на цыпочках выкрались из спальни… Они поступили по турецкой пословице: «Во время беды ищи двери».

Прошло около двух лет, во время которых вспыхнувшая новая война открыла Северину путь к почестям. Но Северин не искал почестей; он был мрачен, равнодушно смотрел на жизнь. В битвах шел он на видимую смерть как в объятия друга, но и смерть, как привидение сада, бежала от него.

После кампании полк его расположился на временные квартиры в одном из местечек Каменец-Подольской губернии.

Однажды грустный, полный воспоминаний, ходил он по местечку. Столпившиеся близ корчмы уланы и народ обратили его внимание.

– Что такое?

– Да вот, ваше высокоблагородие, дурочка; а как важно поет да пляшет.

– Ну-ко, спой еще, Аленушка!

Дурочка запела:

Зовут меня Аленушка,
И сиротинка я;
И далека сторонушка
Родимая моя.
Как птенчик, сер воробушко,
Упала я с гнезда,
Скатилась, словно с небушка
Падучая звезда.

Ужас пробежал по членам Северина, когда он взглянул на Аленушку. Это была девушка лет осьмнадцати, бледная, со впалыми очами, в рубище, длинные волосы висели почти до колен, на руках держала она как будто младенца, завернутого в платок.

– Боже мой! Не она ли это? – произнес Северин почти вслух, пристально всматриваясь в Аленушку.

– На кусочек хлебца, Аленушка, – сказал один из толпы, подавая ломоть…

– Не надо, – отвечала она, – дай молочка ребеночку, мне нечем его покормить: вот посмотрите сами, все высохло в груди…

Вся толпа захохотала, а в сердце Северина копились слезы.

– Попляши, так дам молочка, – кто-то сказал. Аленушка заплясала, припевая: