В это время опять появился откуда-то умалишенный избиратель, порывисто схватил Хрисантова за руку и впился в него взглядом. Хрисантов выдернул свою руку с содроганием, какое бывает, когда наступишь на лягушку.
Но учтивый псаломщик решил познакомить их:
— Это Стоян Марчов, ваше благородие, наш почтенный собрат, из нашей деревни, но теперь блаженный… Он очень рад вам.
— Ладно, ладно, идем в школу, — с досадой перебил Иванов и потащил Хрисантова дальше, во избежание более близкого знакомства с блаженным.
— Прощайте, прощайте, прощайте! Эх, прощайте, братцы! — громко напутствовал их любезный помешанный.
Видя, что гости направляются в школу, музыкословесный побежал вперед, потом остановился, вернулся к Хрисантову и шепнул ему:
— На мой счет будьте уверены: я все сделаю. Оставьте мне бюллетени, я их заполню. Кмет хороший человек, а батюшка — ваш земляк… Прошу покорно.
И опять побежал вперед.
Тут навстречу им вышел священник. Это был человек лет сорока, черноглазый, сухощавый, с желтым лицом и желтыми белками, будто он страдал желтухой. Левое ухо его было заткнуто большим куском ваты, высовывающимся наружу, словно любопытствуя посмотреть, что делается на дворе…
Музыкословесный подбежал, схватил его за руку и подвел к Иванову и Хрисантову:
— Батюшка, имею честь: его высокоблагородие болгарский просветитель и жертвователь народу своему, господин Хрисантов, ваш земляк.
Это означало: честь имею познакомить вас с господином Хрисантовым.
Священник несколько раз усердно кивнул головой и подал руку.
— Как поживаете, батюшка? В добром ли здоровье? — осведомился Хрисантов, мельком взглянув на что-то огромное, белое, украшающее левое ухо славного священнослужителя.
Тот улыбнулся.
— Благодарю, благодарю, ваше превосходительство! — И он вытаращил свои желтые глаза, в которых застыло какое-то испуганное выражение.
— Господин псаломщик сказал мне, что мы земляки. Это правда?
— Да, ваше благородие, — вмешался псаломщик, — они тут два года без трех месяцев и любят вас, ваше благородие!
Хрисантов, ожидая другого ответа, продолжал вопросительно смотреть на священника.
Но тот только кивнул головой.
— Вы из какого семейства в нашем селе? — спросил Хрисантов интересного собеседника.
Тот опять кивнул и промолвил:
— Да, да, здесь, здесь.
И засунул вату поглубже в ухо.
— У него ухо болит, ваше благородие… оттого и вату носит, — объяснил псаломщик и прибавил, понизив голос: — Весьма достойный священнослужитель.
— Mon cher, mais qu’est ce que vous parlez avec ce bonhomme le pr^etre,[28] — со смехом спросил Иванов.
— Mois je n’en sais rien, — пожав плечами, ответил Хрисантов. — Il me sembl tr`es b^ete.[29]
— Туговат на ухо, — шепнул ему Иванов.
— Что?
— Глухой, — прибавил Иванов вслух. — Говори ему громче.
Хрисантов поморщился.
— Только что — тот, сумасшедший… Теперь глухой… А этот льстивый псаломщик! — сказал он с горькой усмешкой и шепотом прибавил: — Да тут с одними идиотами приходится иметь дело!
— Это — интеллигенция Дермендере, — многозначительно шепнул Иванов в ответ.
Войдя со священником и псаломщиком в школу, приезжие нашли в классной комнате несколько крестьян, которые, увидев господ из Пловдива, сняли шапки и протянули руки — здороваться.
Псаломщик представил их.
Один был кмет — белокурый парень с довольно умным лицом; другой — учитель, с длинными, нестрижеными волосами; остальные — люди не должностные, но именитые. Комната была совершенно пустая, с разбитыми стеклами и одним-единственным украшением — портретом Алеко Богориди{135}. Атмосферу наполнял запах чеснока.
Разговор сразу пошел о выборах. Иванов как лицо, непосредственно не заинтересованное, после нескольких патриотических фраз авторитетным тоном рекомендовал избрать в депутаты господина Хрисантова — кандидата, которым они будут гордиться, и т. д.
Все обнаружили полное единодушие, заулыбались Хрисантову многозначительно, дружелюбно, сочувственно.
— Знаю, знаю, — сказал учитель. — Кто же не знает господина Хрисантова?
— Наш, наш он — господин Хрисантов, — пробормотал один крестьянин и громко высморкался.
Кмет тоже дал одобрительный отзыв.
— Его благородие — человек, известный всей Болгарии как просветитель и доброжелатель болгарский. Мы его выберем, потому — его благородие… да! — сказал музыкословесный, осклабившись.
Священник взглянул на Хрисантова своими желтыми глазами и грациозно покачал головой. Это означало, что он согласен со всеми.
Все эти знаки сочувствия ободрили Хрисантова. Он понял, что для него тут уже энергично поработали. И, обратившись к избирателям, сказал:
— Господа, благодарю вас за сочувствие и доверие, с которыми вы меня встречаете. Мне нет надобности сулить вам золотые горы: я буду работать, сколько хватит сил, в интересах страны и, в частности, в ваших. Поведение мое покажет, достоин ли я вашего доверия.
Хрисантов забыл урок Иванова.
Это заставило Иванова недовольно нахмуриться и подтолкнуть товарища локтем, чтобы тот прервал речь, грозившую обеспечить ему верный провал на выборах.
И тотчас же сам взял слово: