Повести и рассказы

Название Швейцария составляло и исчерпывало весь запас его познаний по всемирной географии. Это слово в его голове связывалось с понятием обо всем, что есть в мире прекрасного, благородного и ученого.

— Она настоящая швейцарка! Ах, ах, что за красавица!.. — восклицал он восхищенно, когда мимо проходила какая-нибудь пригожая девушка или дама, вся пунцовая от комплимента Фертига.

Я имел честь снискать одобрение Павле и потому сходил за «швейцарца». Он награждал меня этим титулом каждый раз, когда его шапка проплывала мимо меня… Наблюдая за забавлявшими нас его шалостями и дурачествами, я нередко испытывал непонятную грусть. Этот почти двадцатилетний парень, юродивый, обиженный природой, предмет издевательств праздных бездельников, казался мне необъяснимой жестокой загадкой, укором веселости, вызванной величайшим несчастьем, какое только может постичь человеческую душу. А бедная, больная душа Павле, безвозвратно утратившая равновесие, лишенная здравой опоры разума, тонущая в беспросветном мраке, была вольна смеяться и возбуждать смех, который заглушал чувство сожаления… Счастлив он был или несчастлив… Таились ли в его душе какие-нибудь другие, более возвышенные человеческие чувства, кроме несознательной склонности к грубым шуткам и проявлений мелочной, животной корысти? Это было неизвестно. Вероятно, нет. Страдал ли он от сознания своего положения? Ведь это сознание существовало! Так или иначе, но он был всегда весел! Он был неизменно весел и обречен, смеша и потешая людей своими глупостями и паясничаньем, получать подаяния, которыми не пользовался…

Но выпал случай, который пролил обильный свет на эту загадочную душу и возвысил Павле в моих глазах.

Однажды я сидел в кофейне своей гостиницы и курил, глядя на выщербленные временем крепостные стены, от которых веяло духом минувших веков, седой стариной.

Откуда ни возьмись появился веселый, улыбающийся Павле. Он озирался по сторонам.

— Кто тебе нужен, Павле?

— Ты, но смотрю, нет ли здесь еще кого, — ответил он.

— Почему?

— Нет ли какой-нибудь дурьей башки…

— Нету, нету. Здесь только двое швейцарцев: ты да я, — сказал я ему, улыбаясь.

Павле начал рыться за пазухой своей рваной рубахи.

— Ты умеешь писать по-франкски, так ведь? — спросил он, вынимая голубой конверт без надписи.

— Что это за письмо?

— В швейцарское царство. Оп!

Он подпрыгнул и протянул мне конверт.

— Напиши здесь по-франкски имя моего брата.

— Хорошо. Куда же пойдет это письмо?

— В швейцарское царство. Свояк Матю написал внутри, а снаружи не умеет… дурья башка…

— А! В Швейцарию? Твой брат там? — сказал я, и мне сразу же стало ясно, почему бедный ум Павле ставил Швейцарию так высоко. — А в какой город?

— Пиши: Фрибур!

Я исполнил его просьбу и написал по-французски адрес, не переставая удивляться, что Павле помнит и правильно произносит это название.

— Ай да швейцарец, браво! — похвалил он меня.

— Что там делает твой брат?

— Ума набирается, учится.

— На кого учится?

— На дохтура.

— Очень хорошо.

— Нынче кончит учиться и приедет сюда лечить людей. Кто больной, того лечить будет…

И Павле, перекувырнувшись два раза, схватил письмо и собрался уходить.

— Постой, куда ты спешишь?

Он указал на ресторан напротив. Возле него под тентом сидела на стульях группа мужчин и женщин.

— Пойду туда, поведу поезд в Пловдив. Фертиг!

На его бледном веснушчатом лице сияла счастливая улыбка, в глазах светилось радостное нетерпение.

— Что ты написал брату? Пожелал ему здоровья?

— Пожелал здоровья, да только одного здоровья мало…

— А кто содержит твоего брата?

— А?

— У твоего брата есть деньги?

— Деньги? Какие еще деньги!

— Он получает стипендию?

— Что?

— Государство дает ему деньги?

— Господь бог.

— Как это, господь бог?

— Не бог, а дурья башка!..

Я посмотрел на него с недоумением.

— Павле, почему не отвечаешь по-человечески, почему строишь из себя дурака? — рассердился я.

— Я же сказал тебе! Фертиг, фертиг, фертиг!.. Пып-пых, пых-пых, — запыхтел он и побежал к сидевшим напротив людям.

Вечером я встретил бакалейщика Матю, который доводился Павле родней. Мне захотелось узнать, правильно ли я понял туманные намеки Павле. Матю долго мялся, потом сказал:

— Павле сердится, просит молчать, не срамить его брата, но вашей милости я скажу. Дело в том, что вот уже два года он содержит брата на подаяния, как видите… У брата сперва водились кое-какие деньжата, да скоро вышли, он хотел бросить учение… Но Павле, узнав про это, сказал: «Нельзя. Пусть доучится там!» Монетки не истратит, все туда посылает. От зари до зари не знает передыху, чтобы сделать брата человеком… Братская любовь, господин. Малоумный он, да лучше многих здравомыслящих…

Слова Матю заглушил взрыв хохота, донесшегося из ближней кофейни, где Павле Фертиг ходил на руках, выставив кверху босые ноги…

Перевод Л. Христовой

ОТ ОРАЛА ДО «УРА»

1

Известный столичный врач М., прекрасный хирург и охотник, отличный рассказчик, поведал мне следующее: