Повести и рассказы

Был бы он зрячим, он взлетел бы, как орел, чтоб поглядеть на обновленный мир.

— Вот бы теперь мне глаза! — печально твердил он.

Увидеть Болгарию свободной — эта мысль преследовала его неотступно. Она заслоняла собой все; он оставался равнодушен, безучастен к шуму окружающей жизни: все казалось ему незначительным, ничтожным, обыденным. Он боялся, что умрет или выживет из ума от старости, не узнав, как выглядит «Болгарское», не увидев этого чуда…

* * *

Однажды, на пятом году после освобождения, в деревне прошел слух, что к ним, по неисповедимому божьему произволению, едет окружной начальник. Эта весть взволновала всех. Живей застучало и сердце деда Йоцо. Стариком овладело сладкое, трепетное волнение, какого прежде ему не приходилось испытывать. Теперь он увидит «Болгарское»! Именно увидит…

Он расспрашивал соседей, что это за начальник, какой он. Крестьяне поосведомленней отвечали ему, что окружной начальник — это вроде как каймакам или паша.

— Но болгарский паша? — спрашивал дед Йоцо, задыхаясь от волнения.

— Болгарский, а то как же!.. — отвечали ему.

— Неужто наш? Болгарин?.. — спрашивал он с удивлением.

— А тебе что, Йоцо? Турка захотелось? — посмеивались крестьяне, которым уже довелось видеть во Враце разных начальников и всяческих важных людей, а в Софии никто из них не бывал.

Но деда Йоцо этот ответ не удовлетворял. Он интересовался одеждой начальника, его походкой, спрашивал, носит ли он саблю. Ему объясняли.

— И саблю носит!..

Дед Йоцо радостно вздыхал. «Как только приедет, схожу к нему», — эта мысль прочно угнездилась в его трясущейся голове.

* * *

Окружной начальник остановился у Денковых. Их низенький двухэтажный домик с узкой наружной лесенкой — лучший в деревне — был обмазан глиной, а одно окошко даже застеклено. Этот домик заранее отвели для приема высокого гостя.

Дед Йоцо зашагал к Денковым. Постучав посохом по плетню, он крикнул:

— Гость тут, Денко?

Увидев деда, хозяин нахмурился.

— Тут. А ты по какому делу, дед Йоцо? Начальник устал, его нельзя беспокоить.

— Скажи-ка ему: пускай выйдет на минутку, — попросил старик и, постукивая посохом, направился к лестнице на террасу.

— Экий ты нетерпеливый. Ну кому, зачем понадобился начальник? — спросил Денко.

— Никому не понадобился. Мне понадобился. Вот… Так и передай ему: «Тебя, мол, хочет видеть слепой дед Йоцо!»

— Увидишь, как же! — печально улыбнулся Денко. «Не видать его тебе, как своих ушей», — подумал он.

Но старик был настойчив. Он уже постукивал посохом по первой ступеньке лестницы. Старая голова его тряслась.

Хозяин вошел к начальнику и доложил ему, что пришел один впавший в детство слепой старик.

— По какому делу? — спросил начальник.

— Хочет тебя видеть.

— Видеть меня?.. Слепой, говоришь?..

— Да, уж пять-шесть лет, как ослеп.

И крестьянин рассказал гостю, как дед Йоцо перед приходом братушек{176} вдруг потерял зрение.

— Толковый был мужик и в достатке жил, — прибавил Денко, — да вдруг ни с того ни с сего ослеп по воле божьей. Теперь глядит — ничего не видит… Все равно как помер… И что господь не приберет его, право? Хорошо хоть, сохранилось добро кой-какое: двор, скотина. Да и присмотреть за стариком есть кому: заботятся о нем и сын и сноха, хорошо за ним ходят.

— Любопытно, — в раздумье промолвил начальник… — Пусть войдет! Нет, лучше я сам выйду!

Он вышел на терраску и спустился по лестнице во двор. Дед Йоцо, догадавшись по топоту сапог, что это идет болгарский паша, снял шапку.

Чиновник увидал белобородого старика, еще здорового на вид, с большим, грубым, обветренным лицом, в оборванной безрукавке и в подвязанных веревкой широких штанах. Он стоял в смиренной позе, наклонив седую голову и дрожа всем телом.

— Что скажешь, дедушка? — приветливо спросил начальник.

Старик поднял голову и устремил на него свои безжизненные неподвижные глаза. Только мышцы его большого лица нервно вздрагивали.

— Ваша милость, вы ли это, сынок?

— Я, дедушка.

— Паша?

— Он самый, — с улыбкой ответил начальник.

Сунув шапку под мышку, дед Йоцо подошел к нему, взял его за руку, пощупал суконный рукав, дотронулся до медных пуговиц, до аксельбанта, потрогал дрожащей рукой шитые серебром эполеты на плечах, потом приподнялся и поцеловал их.

— Привел господь увидеть! — прошептал дед Йоцо. Он перекрестился и вытер рукавом блеснувшие на глазах его слезы.

Потом низко поклонился и сказал:

— Прости за беспокойство, сынок!

И с непокрытой головой, постукивая посохом, пошел к воротам.

* * *

Для старика опять потянулись однообразные, беспросветные дни, опять непроглядный мрак слепоты. Но в этом мраке ясной звездой в темной ночи сияло теперь одно виденье: болгарский начальник-паша! Старику казалось, что он впервые за пять лет на миг прозрел, увидел «Болгарское» — маленький проблеск «Болгарского» — и убедился, что турок действительно больше нет, что в мире настала свобода.