Повести и рассказы

— Буду… — ответила девушка смущенно, и густой румянец пятнами выступил на ее щеках.

Ушел «Боцман Лелека». Лег курсом на север, на далекий берег материка. Все меньше становилась на капитанском мостике стройная юношеская фигура в фуражке и кителе.

А Мария все стояла на причале, молча провожая катер глазами. Потом, словно очнувшись, оглянулась и увидела, что возле нее никого уже нет. Мать хлопотала у дома, перемывая посуду, отец с помощниками перетаскивал баллоны на склад.

Девушка вздохнула. Одна стоит меж двумя голубыми стихиями — меж небом и морем. «Свети…» Только это ей и остается…

…Как тут тихо, пустынно после шумного города. Лапками чаек испещрен ослепительно чистый песок, неуклюжая тень маяка неподвижно лежит на пригорке… Поправляя растрепанные ветром волосы, Мария перевела взгляд на маяк и на мгновение застыла, словно впервые его увидела. Мощно опершись на пригорок, маяк высился прямо над нею, суровый, загадочно молчаливый, обращенный лицом к открытому морю.

II

На следующий день, прежде чем допустить дочку к исполнению ее обязанностей, боцман не без стариковского лукавства принялся в присутствии команды экзаменовать свою подчиненную, задавая ей довольно-таки каверзные вопросы. Старый боцман любил время от времени вступать в такие поединки с молодежью, где на его стороне были преимущества служебного положения и житейский опыт, а на стороне противника — лишь юный задор да свежие, только что почерпнутые из книг знания.

Мария тоже не избежала этого испытания.

Сам боцман сидел на крыльце, широко расставив ноги, а она стояла перед ним, стараясь скрыть за внешней веселостью свое почти ученическое волнение. Около получаса боцман, явно наслаждаясь своим превосходством, упорно гонял девушку по лабиринтам морской сигнализации и хорошо известных ему морских обычаев и правил. К самому концу он приберег свой любимый вопрос:

— Вот ты, Мария, прошла курс, принимаешь службу… Техник на маяке — это, я тебе скажу, пост… А вникла ли ты как следует в самую суть маяка? Известно ли тебе, что есть для всех нас первая, самонаиглавнейшая заповедь?

Вопрос, видно, немного озадачил девушку.

— Ну как же… Чтоб аппаратура была в порядке… Чтоб работала безотказно…

— Эге-ге! — воскликнул боцман, обводя всех присутствующих победоносным взглядом. — Аппаратура, номенклатура… Це, дочка, не те, що мете. — И уже с серьезным, даже немного торжественным выражением лица медленно показал рукой вверх, на маяк: — Чтоб огонек там всю ночь светил… Вот золотое наше правило. Для этого и живем.

— Так я же так и хотела сказать! — просияла Мария. — Конечно, чтоб огонек…

— Хотела, да не сумела, — перебил Марию боцман. — Начинаешь от аппаратуры танцевать, а начинать нужно всегда с него, с огонька нашего. Встало солнце — выключай, село солнце — свети! Чем хочешь, как хочешь, а свети! Потому что грош цена будет всей нашей суете, если он там ночью погаснет… Так-то.

Боцман, снова повеселев, не спеша расправил усы. Заметно было, что, несмотря на промахи Марии, он, в общем, остался доволен результатами проверки.

— Вижу, недаром ты хлеб ела на курсах, — помолчав, сказал он Марии. — Практики маловато, практика твоя еще вся впереди, а теории нахваталась столько, что, пожалуй, даже и чересчур для одного, да притом еще девичьего лба… Лишний груз человеку тоже ни к чему, только осадку дает.

— Ученье за спиной не носить, — вступилась за дочку Евдокия Филипповна, чистившая поблизости свежую рыбу.

— Ты, старая, свое там делай, — бросил боцман и после короткого раздумья тут же объявил мотористам, что с завтрашнего дня Мария Емельяновна (так он впервые назвал дочку) будет проводить с командой маяка регулярные занятия, на которых должны присутствовать все, кроме вахтенного.

— И тебе, Филипповна, — крикнул он жене, — приказываю на время занятий закрывать камбуз.

— Про какие это вы занятия? — появляясь на пороге и сладко потягиваясь, поинтересовался Паша-моторист. Он спал после ночной вахты и только что проснулся. — Новый техминимум или на предмет чего?

— На предмет того, — отрезал боцман, — чтоб вы меньше бока пролеживали да не зевали целыми днями. По две нормы дрыхнете, позапухли, как медведи, а спроси вас, так ли уж глубоко вы знаете механику маяка, самую его силу? Техминимум! Не техминимум, а техмаксимум! Все слышали? И чтоб сознательно вникали, вам же это потом в облегчение пойдет… На что уж я вот старый, а и то интерес берет… Вы ж только подумайте: такой вот маленький огонечек, свечечка какая-то, а виднеется невесть на сколько миль! Откуда в нем сила такая, а?

Паша насмешливо переглянулся с хлопцами, что неподалеку развешивали на кольях еще мокрый невод.

— Оптика, Емельян Прохорович.

— Оптика!.. А ты вникни в ту оптику, парень, докопайся до самого дна, тогда лучше и ухаживать будешь за ней. Не станешь удивляться, зачем это боцман с вас по всей строгости спрашивает, чтоб всю оптику — даже в ясный день — в чехлы брали!

— Инструкция, Емельян Прохорович!

— Сам ты инструкция!

— Раз не хотят, я не навязываюсь, — с обидой в голосе обратилась Мария к отцу. — Я тут не лекторша.