Поединок между ними сразу оказался в центре внимания, приковал заинтересованные взгляды болельщиков, состязание, собственно, и вылилось в борьбу двоих — Тритузного и Кульбаки, которые с первых шагов шли неразлучно, в одинаковом темпе ринулись вперед, в направлении к петуху, поднимая мешками пылищу и с каждой секундой все больше отрываясь от других. «Уродится же такое настырное», — не раз говаривали о Кульбаке односельчане, и как эта настырность проявила себя сейчас! «Лопну, а не сдамся», — сказал себе Порфир и прямо из кожи лез, чтобы не отстать от соперника, более того — чтобы завоевать первенство!
А тут еще публика подзадоривает, стриженая братия ревет, будто где-нибудь на корриде, по крикам Порфир чувствует, что у него болельщиков больше, чем у Тритузного, со всех сторон экзальтированные зрители поддают жару, а школьный фотограф Федя, в тюбетейке, и долговязый Берестецкий с портативной кинокамерой, перебегая, выбирают наиболее удобную позицию, торопясь увековечить самый впечатляющий момент поединка. Морские шефы и учительницы, забыв о своей солидности, хохочут, визжат, ведь и в самом деле — смехота смотреть, как люди силятся перегнать друг друга в этой, наверное, самой потешной на свете ходьбе! Те же люди, а какие становятся странные да смешные, одна умора за ними наблюдать. Ноги, привычные к нормальному шагу, беспорядочно семенят в мешковине, спотыкаются и подбивают одна другую, пока ходок, совсем запутавшись, потеряв равновесие, не распластается на траве, чтобы спустя мгновение снова подняться и броситься догонять впереди идущих. Публика больше всего подбадривает тех, кто впереди, тех, которые, как Тритузный и Кульбака, оторвавшись от остальных, первыми подходят к финишу, преодолевая расстояние с такою ловкостью, будто они отродясь только и ходили по земле в мешках!
Был момент, когда Тритузный оказался впереди всех, но, видно, почувствовал, что Кульбака уже наступает ему на пятки, оглянулся, весело переполошенный, раскрасневшийся, будто только что из бани, и эта оглядка ему дорого обошлась! Сбился с ноги, зашатался, пытаясь удержаться руками за воздух, и тут же увидели Антона Герасимовича на четвереньках, знаменитая фуражка покатилась прочь, а Берестецкий, своевременно подбежав, успел-таки щелкнуть, увековечить на пленку этот неповторимый миг.
Кульбака тем временем достиг финишного флажка и судья соревнований сразу же руку его поднял, как это делают с победителем на ринге.
— Откройте ворота — я до самой Камышанки в мешке допрыгаю, — сказал хлопец, весело переводя дух.
Вот какие лавры принес Кульбаке этот день, пусть и умаялся он изрядно. Со стороны смотреть — легко, но не так оно просто бегать, когда чувствуешь себя стреноженным, бежать да еще и победить, и все-таки изловчился, проскакал через двор, ни разу не упав, первым пришел к финишу, к тому жареному петуху, коего ему согласно условиям торжественно преподнесли на блюде.
— Поделимся, Антон Герасимович, или как? — держа птицу перед собой, великодушно предложил победитель.
— Нет, твой конь лучше, — ответил Тритузный, — приз принадлежит тебе.
Великое дело услышать такое от своего самого грозного соперника. Это было заслуженной отплатой Тритузному и за его наветы, и за то, что он руки тебе выкручивал на пристани (Порфиру казалось, что это было, хотя этого и не было!), отомстил наконец «байстрюк камышанский» за ту унизительную ловлю! Но месть его была веселая, вроде уже она и не месть, сама себя утопила в радости победы.
— Ничего, Антон Герасимович, духом не падайте, — успокоил камышанец. — Все-таки за вами второе место!
— Бывают поражения дороже победы, — заметил дружественно-иронически директор школы и поздравил Кульбаку с «петушиным» триумфом, а Ганна Остаповна добавила:
— Это хорошо, что ты нашел в себе кроху великодушия и для соперника. Ведь человеку в таком возрасте, как Антон Герасимович, завоевать приз — это не то что тебе. Да еще у него и осколки в ногах…
Порфир впервые услышал об осколках, и ему стало даже немного неловко, что во время соревнования он проявил к старику такую беспощадность.
В суматохе спортивного праздника мало кто заметил, как из степи надвинулась туча, и дождь, такой редкостный и желанный в этих краях, звонко ударил первыми каплями по шиферу школьной крыши. Припустил, летит, бежит, аж поет этот дождь, вода из труб, пенясь, весело грохочет, ветвистый платан, под которым сбилась целая куча ребятни, досыта купается в весенней купели. Кульбаку тоже так и тянет подставить под теплые небесные струи свою стриженую правонарушительскую голову… Однако нельзя, оказывается, дождь может быть и опасен, учительницы забеспокоились, Марыся Павловна даже припугивает, загоняя своих гололобых в корпус:
— Не бегайте под дождем! А вдруг он радиоактивный!
Но эти сорвиголовы не боятся ничего: с радостным визгом, с воинственным кличем дикарей бросились носиться под дождем, и пришлось порядком повоевать, пока водворили их в помещение.