Повести и рассказы

— Казя! Янек! — неожиданно сильным и властным голосом закричал хозяин своим сыновьям. — Гоните скот до лужка, второй день скотина на сене стоит. Не напасешься. Кончили немцы стрелять. Перед домом пасите да смотрите, чтобы скотина в пшеницу не забралась. Ну, с богом.

Казя и Янек, такие же хмурые и сутулые, как отец, погнали скот в раскрытые настежь ворота.

Только что проснувшийся разведчик Нурбаев опытным взглядом хозяйственного колхозника посмотрел на выходившее со двора стадо.

«Ого! — мелькнуло у него в голове. — Не бедный хозяин, совсем не бедный. Даже бай настоящий. Одних лошадок восемнадцать голов, коров около тридцати, да овец не меньше сотни, а в хлевах еще и свиньи хрюкают».

В это время во двор вошел худой высокий человек. Увидев хозяина, он сдернул с головы кепку и низко поклонился. Одежда его, кепка, которую он мял в руках, и даже брови и волосы на висках — все было запорошено мукой.

Искоса взглянув на бойцов, хозяин отвел пришедшего в дальний угол двора и о чем-то негромко с ним заговорил. Вслушиваясь в звуки чужой речи, Нурбаев лишь по тону голоса мог догадаться, что хозяин ругался, а пришедший в чем-то оправдывался.

Нурбаев поднялся, пересек двор и вышел за ворота. Стадо паслось уже на лужайке. Сыновья хозяина лежали на траве. Скручивая папироску, Нурбаев с удовольствием смотрел на развернувшуюся перед ним картину. Пасущееся стадо, золотые переливы созревшего пшеничного массива напоминали ему о родных полях, которых он не видел вот уже третий год.

Сзади стукнула калитка, и мимо Нурбаева прошел человек, только что разговаривавший с хозяином. Он шел, все еще держа в руках помятую белую от муки кепку, не решаясь надеть ее на голову. Пройдя на противоположный конец лужайки, он что-то крикнул сыновьям хозяина. Тяжело поднявшись с травы, молодые хозяйчики ушли в дом, а работник, проводив их взглядом, надел кепку и, выбрав место, где трава была пореже и пожестче, уселся на землю. Нурбаев подошел к заинтересовавшему его человеку.

— Здравствуй, товарищ! Как дела? — сказал он, опускаясь рядом с ним на траву.

Но человек вскочил и опять поспешно сдернул с головы кепку.

— Садись, садись! Зачем стоишь? Садись, курить будем. Ты по-русски понимаешь?

— Разумею, пан. Немного разумею. Что угодно знать пану?

— Какой я тебе пан? Это здесь у вас, куда ни плюнь, везде на пана попадешь. Я — товарищ. Да садись ты! — Нурбаев потянул человека за руку, усадил его рядом с собой и спросил:

— Тебя как зовут?

— Юзеф! Юзефом кличут, пан… Не разумею, в каком вы чине?

Познания Юзефа в русском языке были очень ограничены. Однако Нурбаев все-таки понял, что Юзеф — батрак, работает на водяной мельнице, принадлежащей хозяину хутора. Часа два тому назад в плотину мельницы ударил немецкий снаряд. Об этом-то и пришел доложить хозяину Юзеф. А хозяин винит в этом только Юзефа. Сейчас на мельнице остались жена Юзефа с сыном и дочкой. В такое время опасно оставлять женщину одну на мельнице, да хозяин не велел идти обратно, приказал караулить стадо.

Глядя на рваную, пропыленную мукой одежду Юзефа, на его узловатые натруженные руки, Нурбаев вдруг почувствовал к нему жалость.

— А что тебе тут сидеть? Сказал о плотине и иди, пожалуйста, домой. Здесь и так трое мужчин. Без тебя стадо укараулят.

— Что вы, пан, как можно? Хозяин сказал, его воля.

— А почему хозяин своего сына не послал на мельницу? Их ведь у него двое.

— Молодые паничи недавно приехали, пан Казимир — чиновник, в городе служил, большой чин имел, а пан Янек офицером раньше был, воевал за кого-то, а сейчас при отце живет. Любит его пан хозяин. Наследником сделает. Земля ему пойдет, все хозяйство…

Долго беседовал Нурбаев с Юзефом. Батрак, вначале боязливо, с робкой угодливостью ловивший каждое слово разведчика, постепенно осмелел и заговорил с ним просто, от души. Перед советским солдатом раскрылась вся жизнь этого батрака.

— Вот как нехорошо сделано у вас, а еще говорят в Европе народ умный. Совсем по-другому делать надо.

— А вы, пан, русский? Большевик? — спросил Юзеф.

— Я узбек. Наш народ далеко отсюда живет. На востоке. Реку Сыр-Дарью знаешь? Не слыхал? Там мой народ живет. Очень хорошее место. Лучше не надо. Самое красивое, самое богатое. А в партию большевиков меня приняли давно, когда еще на Украине воевали.

— И колхозы у вас тоже есть или они только у русских?

— Есть и колхозы.

— Ксендз наш в костеле говорил про русских, что…