Ланговой нахмурился. Злобин пристально посмотрел на него и покачал головой.
— Недаром, Ваня, говорят, что Курширмат достал себе где-то опытного вояку в помощники. Просачиваться начинают. Что ж, — Ланговой посмотрел на быстро темневшее небо, — минут через пятнадцать контратакуем.
— Еще двое перемахнули! — встревоженно доложил пулеметчик.
Ланговой решил не ожидать полной темноты.
— Приготовиться к контратаке! — скомандовал он, вынул из коробки трофейный маузер и зарядил его.
Но контратака сорвалась. По дверям неожиданно ударил нестройный залп. С десяток пуль, пронизав ветхую дверь, с негромким хрустом ударилось во внутреннюю стену старого мазара. Красноармеец, подошедший к дверям, чтобы распахнуть их, свалился, как подкошенный.
Злобин кинулся к упавшему, Ланговой — к пулемету.
Раненый быстро терял силы. Злобин поднял его на руки и отнес во вторую комнату.
А бой уже начал разгораться.
Выглянув в амбразуру, Ланговой сразу же понял, что произошло.
Подобравшись к самому обрыву, басмачи под защитой огня первых пяти-шести человек, укрывшихся за трупами, лавиной ворвались на площадку и сразу начали бить из винтовок по дверям и окнам гробницы.
— Пулеметы! Огонь! — скомандовал Ланговой.
Темнота начала заливать и площадку. По вспышкам выстрелов Ланговой мог судить, что, несмотря на пулеметный огонь, число басмачей на площадке с каждой минутой увеличивается.
Правда, они не решались приближаться к мазару и, одолев подъем, сразу же кидались к абрикосовым деревьям. Быстро нахлынувшая темнота помогла басмачам.
Прекратив шквальный огонь, Ланговой приказал пулеметчикам бить по одному короткими очередями. Бойцы из окон стреляли по вспышкам вражеских выстрелов.
Сквозь редкие перерывы в пальбе с площадки стали доноситься вопли и крики раненых.
В темноте к Ланговому подполз Злобин.
— Сколько? — коротко спросил Ланговой.
— Убит один, ранено трое. Ранения легкие, бойцы остались в строю, — ответил комиссар.
— Перехитрила нас, Ваня, эта сволочь, — сказал, понизив голос, Ланговой — Поздно контратаковать. В темноте они нас своей численностью сломят.
— Контратаковать нельзя, — согласился Злобин. — А вылазку сделать надо.
— Только с гранатами и ползком.
— Правильно, с гранатами.
— Работать будет один правый пулемет, а мы зайдем слева.
— Правильно. Только почему мы зайдем? На вылазку поведу бойцов я. А ты, командир, останешься здесь с остальными силами.
— Ну, нет, Ваня! Командир должен идти с бойцами первым.
— Не спорь, дружище! В командных правах мы равны, а в партии я вдвое больше тебя нахожусь. Не спорь, я тебе как коммунисту говорю.
Препираясь, командир и комиссар кричали, по очереди прикладывая губы к уху друг друга. От винтовочной и пулеметной стрельбы в каменной коробке гробницы стоял беспрерывный, все заглушающий грохот.
Крикнув в ухо Ланговому:
— Ну, я пошел! Возьму с собой пять человек, на каждого по две гранаты! — Злобин отполз в сторону.
Отдав приказ пулеметчикам, Ланговой подполз к двери. Около нее уже возился Злобин с Кучерявым. Один за другим проскользнули ползком через чуть приоткрытую дверь пять человек. Последним, крепко пожав Ланговому руку, выполз Злобин.
Напрягая изо всех сил голос, Ланговой подал команду о прекращении винтовочного огня. Сейчас работал только один правый пулемет Горлова.
Потихоньку, словно уставая, стал затихать и огонь басмачей.
Приоткрыв двери, Ланговой оперся подбородком на шершавый, истоптанный тысячами ног порог и, напрягая зрение и слух, пытался определить, далеко ли находятся вышедшие на опасное дело товарищи.
Но рассмотреть или услышать что-либо было невозможно.
Медленно текли минуты. Ланговому уже начало казаться, что все гранатометчики угодили прямо в лапы басмачей.
«Вот подожду еще одну минуту и, если ничего не будет, тогда…» — подумал он, сам еще не зная, что он «тогда» предпримет.
Первая граната взорвалась как раз в тот момент, когда Ланговой уже окончательно поверил в гибель товарищей.
— Командная! — не удержался и крикнул он. — Комиссар кинул!
Тотчас же взорвались и пять остальных. Дикий вопль ужаса и боли заглушил грохот разрывов.
Вслед за первой очередью поднялась вторая из шести огненных столбов, и Ланговой, вскочив на ноги, крикнул:
— Горлов! Давай длинными!
Через четверть часа все участники вылазки вернулись обратно.
Последним, немного отстав от других, приполз Палван. Переваливаясь через порог, он тихо застонал.
— Что с тобой? — окликнул Злобин. — Ранен?!
— В ногу попали, — сдерживая стон, ответил красноармеец. — Еще когда вперед ползли.
— Почему же ты не вернулся? — рассердился комиссар.
— Зачем вернуться?! — искренне удивился Палван. — Пуля в ногу попала, а гранату я рукой бросаю. Руки у меня не ранило.
Авдеенко на ощупь начал бинтовать тихо стонавшего товарища.
Посоветовавшись с комиссаром, Ланговой выслал Кучерявого и Саттарова в секрет. Вооружившись гранатами и трофейными маузерами, бойцы уползли в темноту.
Ланговой приказал полностью прекратить стрельбу. Смолкли, словно по уговору, и винтовки басмачей.