Повести и рассказы

— Тогда пусть эти письма прочтут люди поопытнее нас с тобой, — заявил комиссар, складывая письма в свою полевую сумку. — Я убежден, что тут или шифр, или тайнопись, или еще что-нибудь. Пусть посмотрят в Особом отделе.

Ланговой недоверчиво взглянул на комиссара, но затем встал с камня, на котором они сидели, и отправился к пленному. Однако раненый был без памяти. Убежать он никуда не мог и даже надобность в часовом для наблюдения за ним отпадала.

Проходили часы. Солнце закатывалось за вершины гор, и внизу, у их подножия, уже разливались синеватые вечерние тени. По-прежнему в котловине и во всех трех ущельях было безлюдно. Только здесь, на площадке скалы, еще освещенной солнечными лучами, отряд Лангового, сделав все возможное для обороны, отдыхал по-красноармейски шумно.

Службу несли всего трое часовых и два красноармейца у пулемета на тропе. Остальные собрались под абрикосовыми деревьями в глубине площадки. Протяжно пела помятая и побитая гармонь, астмически дыша своими десятки раз залатанными мехами. Несколько бойцов-сибиряков требовали, чтобы гармонист сыграл «Глухой неведомой тайгою», а этот, с мечтательной улыбкой, не обращал внимания на требования друзей, тянул саратовское «Страдание».

Ланговой и Злобин осматривали жилище хранителя гробницы.

Ветхая снаружи постройка внутри оказалась очень благоустроенной и даже, по-восточному, роскошно оборудованной квартирой. Освещалась она не распространенным в то время в Средней Азии чираком — светильником, а тридцатилинейной лампой «Молния».

В помещении ничего предосудительного не обнаружили. Уже перед уходом Ланговой, посмотрев на лампу, с сожалением сказал:

— Жаль, что керосину маловато. Он бы сейчас нам очень пригодился.

— Почему маловато? — удивился помогавший командиру при осмотре Палван. — Керосин есть, очень много есть. Не одна банка. Много.

В самом деле, в прихожей, под старыми кошмами, стояло несколько металлических банок с керосином. Ланговой обрадовался:

— Замечательно! Знаешь что, комиссар? Басмачи на нас полезут ночью? Как ты думаешь?

— Думаю, что обязательно ночью. Днем они лоб разобьют, — согласился Злобин.

— Ну, а ночью стрелять плохо. Верно ведь?

— Верно. Так что ж ты хочешь?

— Иллюминацию хочу им устроить. Палван! Тащи самое толстое одеяло, в котором ваты побольше. Даже лучше два. Ишан не обеднеет. В крайнем случае, мы и уплатить сможем.

Два толстых ватных одеяла и несколько банок керосина были вынесены на лужайку перед домом.

По указанию Лангового, Палван сорвал подкладку с обоих одеял.

— Теперь давай поливай всю эту рвань керосином, — распоряжался Ланговой. — Лей! Лей! Жалеть не надо, а то гости обидеться могут. Так! Сколько банок керосина у нас осталось? Две? Очень хорошо. Срезай с них верхние крышки! Так! А сейчас мы запеленаем их в эти одеяльца. Да постой… Давай добавим сюда пару гранат. Вот-вот. Вместе с запалом и закладывай. Ну, пеленай. Готово? Хорошо. Теперь всю эту прелесть надо покрепче обвязать веревкой!

— Здорово! — одобрил замысел командира Злобин.

Через минуту на лужайке стоял крепко обвязанный веревкой безобразный, насквозь пропитанный керосином узел. Но и командир и комиссар смотрели на него с восхищением, как на величайшее произведение искусства.

— Теперь знаешь что? — обратился Ланговой к Палвану. — Эту красавицу надо будет по моей команде зажечь и бросить с обрыва вон туда. Видишь, где сухая трава? Поджечь и бросить. Понял? Добросишь?

Только теперь поняв мысль командира, Палван восхищенно закивал головой.

— Понял! Все понял, товарищ командир. Хорошо получится. Только я по-другому придумал. Зачем руками кидать? Там старая оглобля есть от арбы. С оглоблей совсем хорошо будет.

И Палван кинулся за хижину. Через минуту он появился с длинным обломком оглобли, принесенной сюда, видимо, в качестве топлива. Не говоря ни слова, он начал привязывать узел к толстому концу обломка.

— А… — одобрил Ланговой. — Молодец! Здорово будет. В самую середину сухой травы забросишь. Вот и хорошо. Воевать с огоньком будем, товарищ комиссар. Правильно?

— Верно. Хорошо придумал, командир. Иллюминация будет что надо, — кивнул головой Злобин.

Окончив работу, Палван отошел и, любуясь делом рук своих, удовлетворенно сказал:

— Зачем прямо руками кидать? Мы большую гранату сделали. Басмачу такой подарок совсем не понравится. — И потащил свою «гранату» к обрыву, с которого ему было приказано обрушить ее на головы врагов.

Ланговой и Злобин направились к группе красноармейцев, лежавших под деревьями. Подойдя ближе, командиры увидели, что бойцы внимательно слушают Тимура, изредка дополняя его речь солеными солдатскими шутками.

— …уснул мулла как раз на этом самом месте, где сейчас гробница стоит. Крепко уснул. И увидел во сне, что к нему пришел сам святой Али.

— Здорово, видать, мулла тяпнул водочки перед сном, — догадался кто-то из красноармейцев.

— Не знаю, — усмехнувшись, ответил на реплику Тимур. — Хотя ведь это все очень давно было. Водки тогда еще у нас не знали.

— Ну и с мусаласа, если бурдючок усидишь, так можно и наяву черт-те что увидать, — не сдавался догадливый слушатель.