— Нам с тобой необходима машина. Отныне я буду отвозить тебя в школу сам, но только не в ту, что в Пасифик Палисэйдс, а в другую, здешнюю.
— Выходит, что я пробуду здесь довольно долго?
— Ну, поскольку до сих пор ты ни словом не обмолвился о возвращении, я решил, что ты не прочь остаться.
— Конечно, не прочь.
— Вот и прекрасно. В понедельник я отвезу тебя в здешнюю школу. Оставил ты что-нибудь в своей школе в Пасифик Палисэйдс?
— Только врагов.
— Кто эти враги?
— Учителя, девчонки и всякое жулье.
— Отлично. Давай захватим эти письма и опустим их в ящик на почте.
Мы вышли на Малибу Роуд и разместились в нашем маленьком красном форде. Мотор заработал сразу, без проволочки, как только отец включил зажигание.
— Выгодное ты обделал дельце, па.
— Ребятам из мастерской машина досталась почти задаром, они без особого труда наладили мотор и решили, что этот форд необходим именно мне.
— Хорошие в мастерской у Шуфи ребята.
— Очень даже хорошие.
— Почему же мы не трогаемся с места, па?
— Надо подождать, пока мотор нагреется, тем более что он новый.
— Ну да, новый! Ему ж одиннадцать лет! Все равно что человеку — сто!
— И то верно. Как тебе нравится обивка?
— Из чего она?
— Из искусственной кожи.
— Еще бы, па! Замечательная обивка. Ну давай же, трогайся. Посмотрим, наконец, пойдет ли эта машина.
И тут мой отец дал ей свободу, и она пошла. Она шла великолепно. Мы с тарахтением, с выхлопами катили по Малибу Роуд, подскакивая и описывая отчаянные дуги, ну прямо как участники одной из тех автомобильных гонок, которые проводятся каждый год во Франции и в Италии и которые показывают иногда в кинохронике. Когда мы подъехали к авторемонтной Шуфи, все тамошние ребята высыпали за дверь помахать нам, и мы помахали им в ответ, а один из них выбежал на дорогу посмотреть, как мы поедем дальше. Когда мы выехали на трассу, я сказал отцу: «Смотри, па, не влипни за превышение скорости. И надо придумать, как добывать ежемесячно девять долларов».
— Я буду ездить медленно и осторожно, — сказал отец. — И первого декабря я уплачу первый взнос.
— Где ты возьмешь девять долларов?
— Ты же видишь, я посылаю кое-что в этих конвертах.
— А что в них?
— Рассказы и две рецензии. И еще я спрашиваю издателя, не выплатит ли он мне аванс за поваренную книгу.
— Ну раз так, значит ты получишь кое-какие денежки.
— Кто знает? Неизвестно.
Мы так скоро доехали до почты, что и не заметили вовсе ни дороги, ни времени. Отец вручил мне с полдюжины конвертов и сказал:
— Брось-ка их ты. На счастье.
Я бросил их в почтовый ящик, и мы повернули и покатили назад, домой, и по пути мы сделали изрядный крюк.
Мы выбрали дорогу, петляющую среди холмов, от взгорка к взгорку, дорогу, вымощенную заключенными этого же округа, и она привела нас к школе, в которую мне предстояло ходить с понедельника вместо той, куда я ходил до сих пор.
Отец мой нажал на тормоз, и наш маленький красный форд остановился. Мы выпрыгнули из машины и спустились по некрутому косогору вниз, на школьную спортплощадку. Школа эта носила имя Уэбстера.
— Кто такой Уэбстер?
— Местный судья, но мы с тобой полагаем, что школа эта названа так в честь другого Уэбстера, а именно — Ноя [4].
— Почему Ной, а не местный судья?
— Ноя Уэбстера назвали по имени человека, который был проглочен китом и остался жив, чтобы поведать об этом миру. Но главное, конечно, не это, а то, что он составил огромный словарь.
— Кто составил?
— Ной.
— Тот, которого проглотил кит?
— Нет, другой.
— Ты, как видно, не очень внимательно читал библию, па.
— Не очень. А что?
— Ной построил ковчег и плавал на нем, и никакой кит его не проглатывал. Библии я не читал, но уж это хотя бы знаю.
— В самом деле, — сказал мой отец. — Того, которого проглотил кит, звали Ионой. А Ной построил ковчег и совершил в нем свое плавание в Великий потоп, и спас каждой твари по паре, в том числе и людей. Эта школа названа в честь Ноя Уэбстера, совершившего свое плавание по океану английского языка.
— А что же местный судья?
— Он провалился на выборах и уже не судья, но даже если бы он не провалился, а снова прошел бы в судьи, все равно и тогда он остался бы человеком всего лишь местного масштаба, слишком местного, чтобы имя его красовалось на здании школы, в которой, смею надеяться, мой сын — то есть ты — откроет для себя в какой-то мере красоту и богатство не ограниченного местом, великого мира слов, ибо, как ты, наверно, помнишь еще из воскресной школы, «вначале было слово».
— Отлично помню. Но, говоря по правде, я до сих пор не могу уразуметь, что это значит.
— Это значит, что все что-то да
— А что? Ведь не ты же ее построил?
— Нет, но мне кажется, что она выглядит на редкость мило.
— Многовато стекла.
— Так и следует. Учиться — значит смотреть и видеть, а человеку, чтоб видеть ясно, необходим свет, и чем больше света, тем лучше.
Мы не спеша прошлись вокруг школы.