Она быстро встала и вернулась на кухню, словно ничего не произошло особенного. Что было на уме у матери? Почему она плакала, а потом смеялась и обнимала и целовала их всех? Рэд забрал розы и положил из назад, в серебряную вазу на каминной плите. Потом, не слезая со стула, он обернулся к отцу, который стоял сейчас спиной к нему, в открытой наружной двери, и глядел на дорогу.
— Папа?
— Да, Рэд.
— Почему мама плакала?
— Не знаю. Суон, — сказал он вдруг, — я пойду погуляю.
Она выбежала из кухни.
— Подожди меня!
— Хорошо, Суон.
— К черту эту помадку! — сказала она. — Кому нужна помадка? И зачем это я вдруг взялась за нее, не знаю. Куда пойдем?
— Ну, скажем, в город. До станции и обратно.
— Обратно на такси?
— На такси, конечно.
Почти всю дорогу до города Ивен нес девочку на руках. Но когда они дошли до города с его огоньками, она слезла, чтобы хорошенько осмотреться вокруг. Что-то особенное было здесь, но что именно, она не могла разобраться, пока не увидела над собой неба, похожего на вспышку фейерверка.
— Я сейчас достану их, — сказала девочка. — Достану, схвачу себе все эти звездочки.
— Ивен, — сказала женщина, — взгляни на небо. Взгляни на звезды в небе.
— Да, я смотрю.
Пока они все четверо, стоя на улице, смотрели вверх на звездное небо, из кинотеатра вышла женщина с тремя девочками и, завидев их, подошла и сказала со смехом в голосе: «Я Мэй Уолз».
Рэд и Ева оторвали глаза от звезд и увидели рядом трех девочек. Вскоре они все вместе играли, вертелись, скакали и прыгали по тротуару, Мэй и Суон беседовали, а Ивен стоял рядом и слушал. Потом их новая знакомая, очень полная и крепкая и, как видно, очень добродушная женщина, предложила своим дочкам поймать ее, и они тут же, схватившись за руки, зажали ее в кольцо.
— Приходите к нам, — сказала Суон.
— А не слишком ли поздно?
— Нет. Приходите, посидим на веранде, поболтаем.
Мэй и ее девочки попрощались и ушли.
— Они все — девочки, — сказала Ева. — Где же их мальчик?
— Их папа не пошел в кино, — сказала женщина. — Он остался дома.
— А где другой их мальчик?
— Другого у них нет. Только отец.
— Почему он не захотел с ними в кино?
— Не знаю. Наверно, он уже видел картину.
В Кловисе, помимо звезд, были и огни, мерцающие огни. Освещение улиц и магазинов было не очень яркое, и все-таки город выглядел весело.
Рэд услышал, как несколько человек смеются в баре.
Мужчина, проходивший по улице, попросил у Ивена мелочи, а Ивен дал ему четверть доллара.
— Удивить хочешь? — сказала женщина.
— Нет, — сказала Ева. — Человек потерял свою маму. Папа дал ему денег, чтоб он смог ее найти.
В такси, уже почти засыпая, девочка сказала:
— Папа, когда он ее найдет?
— Завтра.
Она заснула, прежде чем они доехали до дому. Он отнес девочку на руках в ее комнату, раздел и уложил в постель.
Рэд стоял один в гостиной. Женщина была на веранде, в качалке.
— Может, это вода здесь пахнет камнем? — сказал Рэд. — Как ты думаешь, может быть? Или этот запах идет снаружи? Ведь дом из дерева. Откуда же пахнет камнем? Здесь есть стулья, обитые кожей, гладкой черной кожей, но здесь, в этом доме, нет никакого камня.
— Запах может быть и снаружи, — сказал мужчина. — И может, это не камень и даже не вода, или, во всяком случае, не только вода. Может, это и вода, и земля, и трава, и листья — все, что есть вокруг живого. Ты не устал?
— Устал, папа.
Он посмотрел на отца, и глаза его улыбались, но лицо было грустное.
— Мама смешная была в Кловисе. И когда она сказала, что ты удивить хочешь, и когда разговаривала с Мэй и девочками. Она все время там была какая-то странная и смешная.
— Неужели?
— Очень она была странная и смешная. Она любила там все. И была очень грустная. Когда ты все вокруг любишь и тебе грустно, ты делаешься от этого каким-то особенным, смешным каким-то, разве неправда?
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, когда ты видишь, что кто-то так любит все и такой грустный, тебе, ну и вообще всякому, кто видит, делается смешно и весело. Он грустный, а ты смотришь на него, и тебе весело.
— Ох!
— Вот что, папа, — сказал он, — завтра я буду искать и найду этот камень или же выясню, откуда тут запах камня. Сухого камня.
— Хорошо, Рэд.
— Мама, — сказал мальчик.
— Да, Рэд.
— Ты была очень смешная в Кловисе.
Мальчик вышел на веранду, припал к сидевшей в качалке матери, взял ее руку и повернул и поцеловал в ладонь, потому что ему приходилось видеть, как это делал мужчина, и потому что это было приятно. Женщина сжала руками его голову, посмотрела на него, и в глазах ее он увидел грусть.
— Ты тоже был странный и смешной, Рэд.
— Значит, я тоже любил там все?
— Любил все?
— Да, как и ты, когда мы были в Кловисе.
— Разве в Кловисе я любила все?
— Да, мама, я это видел. Но скажи, я тоже любил там все?
— Конечно же, Рэд. Конечно, любил.
— Спокойной ночи, мама. — Он поцеловал ее в обе ладони, выпрямился и, не посмотрев на нее, медленно направился в дом.
Она услышала, как он сказал в гостиной:
— Спокойной ночи, папа.
— Тебе помочь не нужно? Справишься сам? — спросил мужчина.
— Мне шесть лет! Шесть с половиной!
— Ладно, Рэд.