Повести и рассказы

— Мария, — сказал он. — Я решил выдать тебя за Ненчо Тютюнджию. Слышишь? Больше не хочу звать бродяг в зятья! Твой дядя Спиро сейчас сходит за баем Ненчо. А ты пойди приоденься. Ступай.

Марийка стояла перед отцом как каменная, не решаясь промолвить ни слова. Но глаза ее лихорадочно блестели и нижняя губа дрожала. Пяти минут не прошло, как эта девушка, целых пятнадцать лет остававшаяся безответной рабыней своих домашних тиранов, вдруг нашла в себе силу воли и приготовилась к отчаянной борьбе. Она подняла голову и, презрительно взглянув на отца, промолвила:

— Довольно вам играть мною… И у родительской власти должны быть границы!

Когда из груди бесстрашной девушки вырвались эти слова, во взгляде ее было что-то внушительное, возвышенное, подлинно человеческое. А знаете, откуда взялась у Марийки эта энергия, у кого научилась она пониманию своих прав и чувству собственного достоинства? Ее энергия проснулась оттого, что она страстно полюбила, а отцовская тирания достигла крайних пределов. Любовь, не знающая ни страха, ни препятствий, ни непреодолимых преград, научила ее геройски бороться за свои права, а отцовский деспотизм научил решительности и твердости. Если б не любовь, Марийка склонилась бы перед волей отца и слабые силы ее навеки погибли бы бесплодно: она покорилась бы отцовской воле, отдала бы свою руку Ненчо Тютюнджии и увяла бы в самые юные годы. Только любовь, чистая и святая любовь делает человека самостоятельным, дает ему силу и энергию; только душевное богатство заставляет человека подняться над грубой повседневностью, отрешиться от людских суеверий и предрассудков. Конечно, у нас глядят на женщину совсем иначе, чем на мужчину. Когда мужчина проявляет энергию, все его хвалят, а когда ее проявляет женщина, последнюю клеймят позором. Как будто чувство достоинства и нравственные движения у мужчины и женщины разные! Скажите, найдется ли среди вас кто-нибудь, кто взял бы камень и кинул его в любящую женщину, которая готова жизнь свою отдать за другого?.. Как бы то ни было, Мария испытала то душевное движение, которое дает человеку право называться человеком и отличает его от овцы.

— Я выйду за Смила, которого поклялась любить до гроба, — сказала она.

— Что такое? Что ты там лепечешь? — крикнул Георгий, зеленея от злости.

— Я говорю, что моим мужем будет Смил, — тихо повторила Мария.

— А я говорю, что я тебя скорей живой в землю закопаю, чем позволю тебе стать женой этого бунтовщика, — возразил Георгий, заскрипев зубами, как скрипят немазаные ворота.

— Ах, Марийка, Марийка! Разве так разговаривают с отцом? — возмущенно произнес Спиро.

— Ты лучше своих учи, — ответила девушка.

— Ступай, брат Спиро, позови Ненчо, — промолвил Георгий с перекошенным от бешенства лицом.

Через полчаса Спиро вернулся с Ненчо. Они застали Марию и отца ее в том положении, в котором их оставил Спиро.

— Добрый день, — сказал Ненчо и умильно взглянул на Марийку.

Ненчо Тютюнджиев был из тех людей, что всю жизнь свою посвящают деньгам, пуская в ход все дозволенные и недозволенные средства для их добывания. Он был маленький, худой, горбатый, косоглазый. У него были густые черные волосы и усы, а голова имела очень странную форму: она напоминала камилавку, какую носят греческие монахи. Если бы такие волосы и усы украшали какого-нибудь рослого Шопа[109], они были бы на своем месте, но столь густая поросль на голове такого маленького человека производила дикое впечатление. Глядя на это чудовище, каждый невольно думал: «Это какое-то ненормальное явление! Или ветвистый лес сам засохнет без необходимого питания и притока физических сил, — ибо такая буйная растительность нуждается в пространстве и плодородной почве, — или он истощит человека, так как требует обильного удобрения и жизненных соков». В самом деле, поразительное зрелище представляла собой эта обросшая длинными густыми косами обезьянья физиономия, исхудавшая от жадности к деньгам и разных других недугов.

Когда эта обезьяна села, Георгий, обернувшись к Марийке, приказал:

— Иди, целуй мне руку.

Между тем Ненчо вынул из кармана сверток с двумя бриллиантовыми кольцами и жемчужным ожерельем. Эти вещи несколько лет тому назад заложил ему за сто тридцать лир один из часто сменявшихся рущукских пашей.

— Пойди сюда, Марийка, я хочу сделать тебе хороший подарок, — сказал Ненчо. — Эти вещи мне недешево стоили. Тысяча червонцев цена им.

— Повесь их себе на шею, — ответила Марийка, глядя с ненавистью на своего нового суженого.

— Если они тебе не нравятся, я дам тебе другие, в десять раз красивее.

Тут в комнату вошла Георгевица. Подойдя к лавке, она увидела кольца и ожерелье. У нее глаза разгорелись от жадности.

— Ах, какая красота! Какая роскошь! — заахала она, вздыхая, как кузнечные мехи. — Сколько заплатил, кир Ненчо? Что стоит ожерелье? А кольца? Наверно, не меньше двухсот червонцев.

— Они обошлись мне в пятьсот тридцать червонцев, — гордо ответил Ненчо и еще раз поглядел в глаза Марийке.

— Целуй руку и бери подарок, — снова приказал ей Георгий.