Повести и рассказы

Она плохо спала этой ночью, а потом долго лежала в ванне, готовя себя для него.

Втирала лосьон в грудь, живот, бедра и ягодицы.

Такая мягкая кожа. Потрясающе… Его голос как будто застревает в горле.

Сначала он не решается к ней прикоснуться. Но только сначала.

Это почти ритуальное действо: она втирает в кожу сливочно-белый лосьон со слабым запахом гардении.

Словно в трансе, словно во сне, она втирает лосьон, поскольку ей страшно, что кожа пересыхает от жара батарей, в сухой духоте «Магуайра» (так называется ее дом) — старинного многоквартирного здания на углу Десятой авеню и Двадцать третьей улицы.

Снаружи «Магуайр» представляется роскошным, солидным домом.

Но внутри он просто старый.

Как обои в этой комнате, как тускло-зеленый ковер, как плюшевое синее кресло — сплошное старье.

Ох уж это сухое тепло! Иногда она просыпается посреди ночи, потому что ей нечем дышать, а в горле сухо, будто там пепел.

Она видела иссохшую кожу женщин в возрасте. Некоторые из них не такие и старые, за пятьдесят и даже моложе. Кожа тонкая, как бумага. Шелушащаяся и сухая, как сброшенная змеиная кожа. Лабиринт мелких тонких морщинок — страшно смотреть.

Как у ее собственной матери. Как у ее бабки.

Она говорит себе: не глупи. С ней такого не будет.

Интересно, а сколько лет его жене? Он джентльмен, он ничего не рассказывает о жене. Она не решается спрашивать. Не решается даже намекнуть. Его лицо горит негодованием, его широкие ноздри точно два темных провала, нос морщится, словно почуяв зловоние. Он становится тихим и сосредоточенным, очень тихим и сосредоточенным. Верный признак опасности. Она уже знает, когда следует отступить.

И все-таки думает, мысленно тихо злорадствуя: Его жена немолода. Она не такая красивая, как я. Даже когда он с ней, он думает обо мне.

(Но так ли это на самом деле? Последние полгода, с прошлой зимы, после долгой разлуки на Рождество — она оставалась в городе; он уехал с семьей в путешествие, а куда — не сказал, по всей видимости, на Багамские острова, потому что вернулся с загаром на лице и руках, — она уже не так уверена.)

Она никогда не была на Багамах, да и вообще ни на одном тропическом курорте. И вряд ли когда-нибудь там окажется, если он не свозит ее на отдых.

Нет, она заперта здесь, в этой комнате, как в ловушке. В комнате, где всегда одиннадцать утра. Иногда ей начинает казаться, что она прикована к этому креслу у окна, в которое она смотрит с неизбывной тоской… на что?

На каменный дом, точно такой же, как тот, в котором живет она. На узкую полосу неба. На свет, который начинает тускнеть уже в одиннадцать утра.

Жутко уставшая от этого синего кресла, которое начало протираться.

Жутко уставшая от этой кровати (которую выбрал он), двуспальной кровати с высокой спинкой в изголовье.

Ее прежняя кровать в ее прежней квартирке на Восьмой Восточной улице, в крошечной однокомнатной конуре на пятом этаже в доме без лифта, конечно, была односпальной. Тесная девичья кроватка, слишком узкая, слишком хлипкая для него.

Для его габаритов, для его веса — как минимум две сотни фунтов.

Сплошные мышцы — говорит он. (В шутку.) И она шепчет в ответ: Да.

Если она и закатывает глаза, то он этого не видит.

Она уже успела возненавидеть свое одиночное заключение в этой комнате. Где всегда одиннадцать утра. Где она всегда ждет его.

Чем дольше она размышляет об этом, тем сильнее разгорается ее ненависть. Словно медленно тлеющий жар, готовый вспыхнуть пламенем.

Она его ненавидит. За то, что запер ее в этой комнате.

За то, что обращается с ней как с грязью.

Хуже, чем с грязью. Как с чем-то прилипшим к подошве ботинка, что он пытается соскоблить и при этом морщится с брезгливым видом, из-за чего ей хочется его убить.

Еще раз дотронешься до меня — пожалеешь.

А вот на работе все сослуживицы ей завидуют.

Другие секретарши знают, что она живет в «Магуайре», поскольку однажды она пригласила одну из них в гости.

У Молли были такие глаза! Любо-дорого посмотреть.

И это действительно очень хороший дом. Гораздо лучше всего, что она могла бы позволить себе на зарплату секретарши.

Правда, здесь нет кухни, только крошечная плита в угловой нише, так что готовить дома не очень удобно. Обычно она перекусывает в кафе-автомате на углу Двадцать первой и Шестой, а иногда (но не чаще раза в неделю, и то в лучшем случае) он водит ее в ресторан.

(И даже тогда ей приходится быть осторожной. Это так отвратительно, когда женщина жрет, как свинья, сказал он однажды.)

У нее есть крохотная ванная комната. Первая в жизни отдельная ванная комната.

Он оплачивает ей квартиру. Она его не просила, он сам дает деньги. Каждый раз — как будто ему только сейчас это пришло в голову.

Моя красавица! Только молчи, иначе разрушишь чары и все испортишь.

Который час? Одиннадцать утра.

Он опять опоздает. Он вечно опаздывает, когда идет к ней.