Повести и рассказы

— «Не выдоишь за день — устанет рука». Но вот уже по всем номерам трезвонили телефоны — народ сзывали на ужин. Мы с Михаилом причесались и пошли по лестничным пролетам вниз — лифты вмиг стали заняты. На первом этаже, в пустынном ресторане, ярко горели все люстры, хотя было накрыто всего два-три стола. Мы, стесняясь, подождали в стороне, пока сядут «генералы», но те вообще не появились. Мы поняли — они там, в своих номерах, с хозяевами, а может, еще в каком-нибудь особом зале… Один из встречавших, с усами, но маленький, поднял тост за великую многоцветную советскую литературу, и сразу около нас опять появились радостно улыбающиеся девушки с желтыми зубами — под бряцание бубна закружились в танце. Мы ужинали. Знакомой русской дамы не было. За столами сидели неизвестные мне писатели из разных республик.

На следующее утро нас всех — на черных машинах и в автобусах, в сопровождении милиции с «мигалками» и сиренами — повезли в некий прославленный совхоз, где выращивают виноград. Нас встретили уже иные золотозубые девушки, погрубее (эти, видимо, еще и работают) и руководитель хозяйства, тучный пожилой мужчина при орденах, в соломенной шляпе.

— Ассаалям алейкум…

— Алейкум ассалям… — он почеломкался с приезжим начальством и, поклонившись гостям, тут же — верх восточной лести — попросил «ахтуграф» у нашего краснолицего классика. У того не оказалось в кармане авторучки — ему тут же была выдана авторучка с золотым пером, и хозяин в шляпе (уж не было ли все это разыграно, и не в десятый ли раз?) сказал: — От имени тружиников я жилаю: пуст наш великий писател напишит самый хороший книга нашим скромним золотым рущкой.

И приезжих повели по дороге. Я в жизни не видел такой дороги: справа и слева — стена черного и золотого винограда, а над нами — с разрывами для солнца — переброшены арки, с них тоже свисают тяжелые гроздья с крупным, дымчатым, светящимся виноградом.

— Кушийте!.. — говорили нам, и мы деликатно ели. Хозяин вел нас вдаль, где на пологом холме стояли под белыми скатертями длинные столы… а пока он милостиво обнимал то нашего первого секретаря, то его замов, а то и просто русских писателей. Причем, я заметил — он не обнял писателей из соседних республик…

— Вят, — говорил он с грустной улыбкой, как бы сам осознавая, что не очень правильно произносит русские слова. — Тут нидавно мой друг был, Вилли Брант, знаишь, да?.. Типер ты тут, мой друг… как тиба зовут? Саша теба зовут?.. Кюшай виноград, для сирдца полизно. Вилли мне так и писал потом: данке шён, говорит… зер гут…

Ну, можно много чего вспомнить, но вы, конечно, ждете, когда про Дворец радости? Не думайте, что забыл… То, что я маленько рассказал, это как бы подступы к заявленной великой теме… Вот слушал я этих щедрых людей, обнимался с золотозубыми девицами и парнями (тоже золотозубыми), потрясенный их жизнью, которая как бы сплошной праздник, и все думал: а где же изнанка? Ведь не может быть, чтобы все они так радостно жили. Я внимательно вглядывался в лица виноградарей, механизаторов, пожилых женщин, которые тоже встречали нас, выстроясь у дороги, и не видел угрюмых лиц, какие у нас на Руси, не слышал злых окриков, не видел пьяных… Может, правда, все они счастливы, зарабатывая в поте лица своего хлеб свой, как написано в Книге всех времен? Или перед нами — результат жесточайшей восточной дисциплины: улыбайтесь, приехали гости? Я попытался было с каким-то простоватым дядькой переговорить, он, кажется, механик (судя по черным рукам, по измазанной машинным маслом одежке), но, увы, на все мои вопросы южный человек радостно отвечал: «Спасибо!.. Приезжайте еще!..» Я уж не хотел упоминать, но упомяну совершенно невероятную встречу в каком-то хозяйстве: к нам подошли НАШИ читатели. В частности, местная учительница русского языка протянула мне мою самую первую «московскую» книжку:

— Пожалуйста, если вам не трудно, подпишите ее для моих учеников, для нашей сельской школы.

Книжка выглядела если не читанной, то хотя бы пролистанной. Я расписался на титульной странице, а учительница сказала:

— Мне очень понравился образ комбайнера, который влюбился в девушку из соседнего аула… Когда ему кажется, что в поле ржи… так, да?.. ходит ее маленький жеребенок, и она его ловит… а он боится их задеть комбайном…

Читала! (Готовилась! Но все равно приятно.) И точно такие же разговоры ожидали всех писателей, приехавших в гости к виноградарям глубинки…

— Слушай, — совершенно очумел от радости Михаил из Мурманска. — Да они тут, бля… лучше знают мои книги, чем мои земляки! Два партработника даже поспорили, как понимать образ мичмана, героя одного моего романа…

— Да, — вырвалось и у меня. — Сказочная, неправдоподобная поездка. Начинаешь верить не только в официальное, так сказать, братство народов, но и в интерес друг к другу… А мы-то — лопухи! Никто не вспомнил стихов Рудаки или Омара Хайяма…

— Не подготовились, — хмуро кивнул Михаил. — Ты не помнишь?

— Про вино помню, а удобно?

— Их великий поэт! Чего ж неудобно?!