Повести и рассказы

Карел Вандер был известен доктору Шпачеку ещё до гитлеровской оккупации как коммунист. Сейчас он работал на том заводе мастером, и это обстоятельство заставило Шпачека попытаться узнать через Вандера по-подробнее о диверсии. Доктор Шпачек поехал под предлогом заказать деталь к бормашине, без которой он не мог работать. Доктор думал, что в разговоре о различных делах и работе ему удастся узнать кое-что и о диверсии и, возможно, наладить связь.

Карел Вандер полный, невысокого роста, мрачноватый человек с хитрыми глазами, встретил старого знакомого не очень приветливо, но это не смутило Шпачека. Он всегда знал мастера таким: немного суховатым, замкнутым, но, несомненно, честным.

Разговор между старыми товарищами не клеился. Вандер расхаживал по комнате маленькими шажками, не торопясь, заложив руки за спину, словно собрался уходить куда-то, и сам ни о чём не спрашивал, только отвечал на вопросы нежданного гостя.

— Как поживаете, пан Вандер? — начал Шпачек.

— Живу, как тот гость, которому подали кашу без ложки.

— Время такое, пан Вандер, завидовать такому житью не приходится, — согласился доктор.

— Да, времена…

— Вы попрежнему на заводе?

— Работаю без охоты, но приходится…

— А я, знаете, пришёл к вам с большой просьбой. Работы у меня сейчас много, а тут как нарочно, произошла авария.

Доктор Шпачек показал старую поломанную деталь, нарочно прихваченную с собой. Пан Вандер остановился на минуту, присел и, глядя на доктора своими узенькими глазками, сказал, немного оживившись:

— Это пустячное дело. Можно сделать.

Доктор видел по лицу Вандера, что он скучает по работе.

— Я знаю, что из ваших рук любая работа не выпадет, пан Вандер, потому и пошёл к вам. Знаете, сейчас вообще приходится или работать, или сидеть дома, — снова заговорил доктор, думая заставить, наконец, разговориться мастера.

— Не всем сидится дома, да и не всем просто работается. Одни работают и сидят дома, другие просто сидят и не работают, как, например, я, а некоторым времени хватает на всё и на более важные дела…

Доктор Шпачек подумал, что вот сейчас пан Вандер расскажет о тех, которым хватает времени «на более важные дела», но тот опять замолчал, внимательно рассматривая деталь, словно готовился немедленно приступить к работе.

— Верно, пан Вандер, — согласился доктор. — У вас на заводе, говорят, недавно авария была?..

— Не авария, а кое-что посерьёзнее, — поправил мастер.

— Подумать, в такое время и диверсия. Крупная? — прямо спросил Шпачек.

— Цех взлетел на воздух, — с нескрываемой улыбкой ответил мастер.

— Во время работы? Жертвы были?

— До начала работы, только несколько фашистов из охраны погибло.

Разговор попрежнему шёл не очень активно, но всё же доктор Шпачек узнал некоторые подробности, безусловно, представляющие интерес. Взрывной волной не только снесло крышу цеха, завалив обломками оборудование и станки, но причинило немалый вред соседним цехам, вывело завод на длительное время из строя. Всё это не очень охотно, с опаской рассказывал пан Вандер, отвечая на вопросы доктора, но Шпачеку так и не удалось узнать о личном отношении пана Вандера к этому делу.

По дороге к дому Иосиф Шпачек размечтался о том, как будет выглядеть в листовке или газете «Руде право» это сообщение и какое впечатление произведёт оно на читателей. Он понимал, что такие вести ободрят многих, дадут им новые силы для сопротивления врагу, а ему, Иосифу Шпачеку, это сухое сообщение коммуниста Вандера поможет наладить связь ещё с одним заводом. Иосиф Шпачек торопился домой и надеялся при новой встрече с Вандером поговорить более откровенно.

* * *

Воскресным вечером доктор сидел дома, размышляя о работе, о Яне, которого он отправил в Кладно. Занесли свежий номер газеты «Руде право». Приятно было сознавать значение газеты. Одни передают тайком её из рук в руки; другие читают только сами; третьи, прочитав, рассказывают близким о новостях с Восточного фронта, о борьбе патриотов в Чехословакии. Важные вести идут о массы, возбуждают их на борьбу, вселяют веру в победу над гитлеризмом.

Как ни опасна была работа подпольщика, Иосиф Шпачек любил свою вторую профессию газетчика-революционера. Он многое знал о жестокостях гестапо, понимал, что любой провал приносит пытки, издевательства, смерть в застенках Панкраца[42] или в каком-нибудь концентрационном лагере, но он выполнял долг коммуниста и патриота без колебаний.

Доктор читал газету у себя в рабочем кабинете. Было около десяти вечера. Прага ещё шумела. Гремели трамваи, переполненные людьми, мчались легковые комфортабельные машины оккупантов. Впрочем в машинах раскатывали не только они, но и некоторые чехи-предатели. Шли пешие люди по улицам.