Приведя отца Никифора в его так называемую келью и осмотрев всю обстановку, он удивленно спросил:
– И чего ради вы здесь живете, отец Никифор, тоже от кого-нибудь прячетесь?
– Почему «тоже»? – в свою очередь, удивился монах. – Ни от кого не прячусь. Меня сюда отец наместник монастыря прислал организовать скит.
– Это за какие грехи вас сюда сослали?
– Какие грехи, все мы грешники. Кому-то же надо и скит организовывать.
– Понятно, – не совсем уверенно произнес мужчина и представился: – Меня зовут Анатолий. Ну, я пошел к источнику за водой, а вы лежите. Кашель мне ваш не нравится, вы еще и простыли, вам в больницу надо.
– Не надо мне ни в какую больницу, так вылечусь.
– Ну смотрите, дело ваше, – и Анатолий, взяв ведро, ушел.
Отец Никифор, оставшись один, глубоко задумался. Он еще не успел оценить всего происшедшего. Теперь до его сознания стало доходить, что там, в лесу, совсем недавно Бог сидел с ним рядом на поваленной березе и гладил его по голове, успокаивая, как неразумного ребенка, а он даже этого не заметил. Сейчас, когда это стало для него явным, ему захотелось бежать к той березе и целовать ту землю и ту березу: наверное, они еще дышат Его незримым присутствием.
Анатолий принес свежую родниковую воду и рассказал, что он живет в пяти километрах отсюда на хуторке – все, что осталось от былой деревеньки Пеньковки. Там доживают свой век трое пенсионеров: две старушки и один старик.
– А вы что там делаете? – не удержался от вопроса отец Никифор.
– Потом как-нибудь расскажу, – помрачнел Анатолий. – Утром приду пораньше и принесу вам лекарства.
Распрощавшись, он ушел, чему отец Никифор был несказанно рад, так как ему не терпелось остаться одному, чтобы излить свою душу в благодарственной молитве Богу.
После ухода Анатолия отец Никифор хотел было встать на молитву, но взгляд его задержался на стопке книг, взятых им с собой из монастырской библиотеки. За все время своего невольного отшельничества он так ни одной и не прочел, хотя, когда ехал сюда, утешал себя мыслью, что теперь в скиту будет много времени для чтения духовной литературы.
Присев на лавочку, монах взял одну из книг и, раскрыв наугад, стал читать при свете свечи: «…Необходимо прежде всего искать благодати Божией, которая одна только может победить грех. Человеку, который предоставлен собственным силам, грех победить невозможно. Истинно духовная жизнь может быть построена лишь на основании смирения. И основание это должно все время углубляться и укореняться: только в смиренном сердце действует Бог, только смиренному Он являет Свою силу. У отцов есть афоризм: «Бог слушает послушного». Критика монастырской жизни, хотя бы она была формально правильной, основана на самомнении человека, считающего, что он понимает духовную жизнь лучше игумена. Выше монастырской жизни может быть лишь жизнь отшельническая, но и для нее требуется приготовление в монастыре. Смиренному послушнику дается в дар сердечная молитва, а непослушный «аскет» никогда не приобретет ее. Не слушая игумена, он не слушает Христа, поэтому слова молитвы остаются без ответа. А как часто непослушание происходит от уязвленного самолюбия! Выходя из послушания, монах повторяет тем самым грех сатаны».
Отец Никифор сидел как громом пораженный: каждое прочитанное им слово, несомненно, было обращено прямо к нему и все сказанное было сказано именно о нем. Он сидел в глубокой задумчивости, пока не догорела свеча. Но и после, в полной темноте, размышлял обо всем происшедшем с ним: «Разочаровавшись в несовершенной земной любви, я устремился к совершенной – небесной. Но так и не постиг ее сокровенной сущности, потому как продолжал измерять ее земными мерками. Монашество я воспринял только как красивую форму иной жизни, думая, что она отличается от пошлой действительности лишь этой внешней формой. И что же в результате? Столкнувшись с первыми трудностями, сразу раскис, впав в смертный грех уныния. Но самое главное – не исполнил послушание наместника, не стал служить Божественную литургию. Вот теперь, когда я вижу свое полное несоответствие монашеской жизни, свою немощь души и тела, что делать мне теперь? Как быть дальше? Бежать отсюда в сознании того, что недостоин, «не по Сеньке шапка», потому что не готов к такому высокому подвигу? Нет, бежать – значит, потешить врага рода человеческого. От себя не убежишь. Остаться? Но ведь не справлюсь. Действительно, не готов к такому подвигу. Сейчас ведь только в книге об этом прочел, что отшельническая жизнь выше монастырской, для нее требуется приготовление в монастыре. Может быть, действительно, вот оно, соломоново решение – возвратиться в монастырь и там готовиться к подвигу отшельничества? Нет, что-то здесь не то. Хотя вроде бы все логично, но чувствую – это от лукавого. Что же предпринять? Господи, помоги! А что если я сейчас раскрою книгу на любой странице, и пусть это будет мне ответом от Бога».