Но поздно вечером он оказался в маленькой таверне на холмах, где два пьяных рыбака угостили его коньяком и танцевали вместе, танцевали до изнеможения сильные мужские танцы, которым они научились в детстве и довели до совершенства в одинокие часы в море. Да, они были стариками, но, Господи, они умели пить и танцевать. Был один танец, который они предпочитали и который очаровал Спенса. Они держали губку между собой, и один мужчина уравновешивал другого, пока его партнер крутился по полу, прыгал и делал ложные выпады во всех направлениях, всегда близкий к падению, но всегда удерживаемый на месте благодаря уверенному равновесию своего партнера. И каждый танец они заканчивали шлепком по сапогу и новой рюмкой коньяка. Спенс немного знал греческий, но они научили его всему, что нужно было знать, чтобы наслаждаться их обществом. И, оказалось, нетрудно забыть, что прошлой ночью с ним была Ута. Человек может довольствоваться очень немногим. Человек может быть терпеливым и гибким. Может пережить потерю денег, мыльницы и даже девушки. Через несколько дней — Миконос.
"Лгунья"
Я сидел в следующем ряду позади нее, на противоположной стороне автобуса, так что сначала мне был виден только ее профиль. Сельская местность была суровой и прекрасной, но сейчас мы просто наблюдали за девушкой. У нее были длинные каштановые волосы, чудесные светло-голубые глаза и очень бледная кожа. Интересно, как она выдержит беспощадное критское солнце? Она была чересчур светлой.
За окном рядом с ней проносилась окружающая местность — оливковые деревья, кипарисы, столетние растения, шквал маков, мелькала выжженная солнцем земля. На обочине дороги старик в черном грузил на осла свежескошенный вечнозеленый кустарник. Она повернулась в его сторону, и голубизна ее глаз на мгновение озарила меня. Рот у нее был широкий, губы полные. Через некоторое время автобус въехал на городскую площадь. Я встал, чтобы взять свои сумки, и снова взглянул на нее. Ее кожа была кремового цвета и розовела на фоне ярко-белых стен таверны.
— Как думаешь, — спросил я стоявшего рядом Майка. — Она ирландка или англичанка?
— Англичанка, — сказал он.
— А я думаю, что ирландка. Ты видел эти глаза?
— Ты хочешь с ней познакомиться? — спросил он.
— Конечно же, хочу.
Он пожал плечами.
— Матала — маленький городок. Это будет легко. Узнай, где подают лучших
— А как насчет ирландцев?
— К черту ирландцев.
Но она была ирландкой, родилась в Дублине, работала акушеркой. Ее звали Мэри, а ее лучшую подругу — Хелен, но теперь она путешествовала одна, потому что Хелен была сукой, которая бросила ее на Миконосе ради греческого парня. Вот что она сказала. Ей нравилось принимать роды, но до этого ей не нравилась работа санитарки в дублинской психушке.
Встретиться с ней было легко, как и обещал Майк. На следующий день он уже занял место рядом с ней на Красном пляже за горой. Как и большинство из нас, она загорала обнаженной. Ее кожа была такой бледной, что можно было разглядеть нежную голубую паутинку прямо под поверхностью плоти. Глаза у нее были ионически-синие, как море. Иногда казалось, что сквозь нее можно смотреть на волны и море, как будто она была прозрачной, как будто она и море были одним целым.
В автобусе она решила, что если я попрошу, то смогу переспать с ней. И, конечно же, я попросил. Но это не могло долго длиться. Через несколько дней она покинет Маталу, чтобы успеть в Стамбул прежде, чем истекут десять дней ее отпуска. Я пытался сказать ей, что это плохая идея. Турки славились тем, что избивали светлокожих женщин, путешествующих в одиночку. Мы шутили о белом рабстве. Я сказал ей, что если ты носишь брюки в Турции, то ты шлюха. Она сказала, что юбки ее вполне устроят. Она поедет.