— Да ты что, — рассердился Востреньких, — этак со мною разговариваешь, точно милость мне какую оказываешь? Ты уж лучше прямо скажи, что тебе неохота, я и перестану!
— Нет, я ничего… — стал оправдываться Никон. — Я ничего. Я рад со знакомым встретиться.
— Вижу я, как ты рад!.. Ну, пока. Увидимся еще. Ты с Завьяловой повидайся, она хотела…
Никону стало неловко после этого разговора. Он сам сознавал, что разговаривал с Востреньких неладно, не так, как нужно было.
Но во время разговора боялся он выдать себя, боялся, что заметит Востреньких его смущение, и потому грубил.
О Милитине, расставшись с комсомольцем, Никон вспомнил с неожиданной теплотой: — «Ишь ты! спорить хотела за меня!» Но и тут охватило его смятение при мысли, что девушка зря надеялась на его ударничество.
Поэтому, встретившись вечером возле клуба с Милитиной, он решил было говорить с ней так же хмуро и угрюмо, как и с Востреньких, но девушка сразу обезоружила его.
— Никша! — радостно кинулась она к нему, и в голосе ее дрожала ласка, теплая и непритворная. — Ты пошто же это похудел? Здравствуй!
Ее горячая рука доверчиво и стремительно протянулась к нему. Он взял ее, ощутил теплоту мягкой ладони и крепко сжал в своей руке.
— Здравствуй, Милитина!
— Не соскучился ты по нас? — заглянула девушка ему в глаза. — Весело тебе тут?
— Какой! — махнул рукою Никон. — Тошный здесь народ.
— А разве мало тут девчат? Поди, крутишь с кем?
Никон в неожиданном искреннем порыве положил Милитине руку на локоть, потянул ее слегка к себе и взволнованно сказал:
— Не кручу, Милитина, нет! Я даже и не разглядывал, какие здесь девчата.
У девушки чуть-чуть вспыхнули румянцем щеки. Она потупила глаза.
— Играешь ты… — не подымая глаз, тихо напомнила она. — Наши поминают твою гармонь…
Никона обожгло воспоминание о гармони. Холодок прополз по его спине. «Поминают! Считают самым лучшим гармонистом, а вот теперь здесь послушают Баева, и…»
— Вы сколько времени здесь пробудете? — спросил он, переводя разговор на другое.
— До послезавтрого. Нам ведь на работу торопиться нужно! Вот договоримся с вашими насчет соцсоревнования и обратно.
— Ну, тогда досвиданья! — заторопился Никон.
— Не зайдешь в клуб-то? — огорчилась Милитина. — Там обсужденье будет.
— Может, после… — неуверенно пообещал Никон. И они расстались.
Расставшись с Милитиной, Никон не знал, что делать. Его тянуло в клуб, хотелось побыть с девушкой, поговорить с ней, послушать ее ласковых слов, но было боязно появиться на людях, снова встретиться с Востреньких, увидеть насмешливый взгляд Полторы-ноги и других.
Нерешительно побродил он по темным широким улицам поселка, послушал вечерние шумы: затихающий крик ребятишек, обрывок песни, гул проезжавшего в стороне грузовика, и все-таки решился пойти в клуб.
Там было шумно и многолюдно. Никон пробрался в толпе в угол, где на высокой красной подставке белел большой бюст Ленина, и уселся на свободное место. Очевидно, скоро должно было начаться что-то в зале со сценой, куда проходили неторопливо шахтеры. Никон обвел взглядом стены и заметил плакат:
— Заключим соцдоговор с Владимировскими копями! Выдвинем встречный план! Все на собрание!
Когда комната, где сидел Никон, почти опустела и издали призывно, в третий раз протрещал звонок, Никон поднялся и прошел в зал. На сцене уже рассаживался за красный стол президиум. Толпа гудела. По залу разносились восклицания, взрывы смеха, топот и шарканье ног. Оглянувшись и приискивая себе место поближе к выходу, Никон с удивлением увидел Покойника, а рядом с ним Степаниду. Забойщик немножко растерянно и косо поглядывал на своих соседей, зато Степанида широко рассевшись и выставив мощную грудь, весело поблескивала крепкими зубами и пялила на всех светлые глаза. Никон устроился недалеко от них. Степанида скоро заметила его и оживленно закивала ему головой. Никону стало неприятно от внимания женщины и он воровато повел глазами в одну, в другую сторону: не видят ли соседи, что с ним дружески и заигрывающе переглядывается эта толстуха.