Текли один за другим декабрьские дни. Стояли морозы — легкие, с непрерывным визгом полозьев по утрам, с сизо-оранжевым солнцем в тумане. В лесу установилась белая, снежная тишина. Где-нибудь далеко, километра за три, шел по лесу человек, а казалось, что снег хрустит рядом. В бараках жарко топили печи. Поселок теперь можно было найти из любого места в лесу — по размытым белесым дымам, протянутым высоко-высоко в глубину зимнего неба.
Инженер Антонина Сергеевна Шубина жила в поселке в бараке для инженерно-технических работников, или как называли его сокращенно, в бараке ИТР. Федор встречал ее каждый день, иногда по нескольку раз, на желтой от фосфорита тропке, протоптанной в глубоком снегу. Снега было много, и Антонина Сергеевна неожиданно появлялась из-за сугробов, словно запряженная в свой мужской плащ защитного цвета. Этот твердый плащ — спецодежда инженеров и техников комбината — летел за нею, и его заносило в сторону, как сани.
При каждой такой встрече Федор заранее шагал в сторону и ждал ее, стоя по пояс в мягком сугробе. Антонина Сергеевна иногда с улыбкой, иногда озабоченная, быстренько проходила мимо, и его запоздалое «здравствуйте» обычно доставалось плащу. Утром и в обеденный перерыв Федя часто выходил на эту тропку или топтался в коридоре управления — специально для того, чтобы еще раз встретить ее. Он уже видел Антонину Сергеевну в плаще и телогрейке, по вечерам часто встречал ее и в синем пальто, а однажды в воскресенье она пробежала к продуктовой палатке, охваченная по горло зеленовато-голубым свитером с нитяными снежинками-крестиками на груди. Став где-нибудь за углом, он любовался в ней всем: глазами и душой, живущей в них, и волосами такого теплого цвета, как светлый чай, и тем, как она бегает, прижав локти. Она появлялась перед ним то женственно полная, то вдруг необыкновенно тонкая, но с высокой грудью. Плечи ее в платье казались узкими, а в свитере — широкими, как у лыжницы.
Федя заболел. Днем ни на минуту не оставляло его незнакомое чувство. Почти каждую ночь он целовал во сне Антонину Сергеевну, нес ее и кружил на руках, а по утрам долго сидел на топчане, проводя рукой по лбу.
Ему хотелось бы рассказать обо всем Газукину, но Ваське было не до того. Увлеченный своим делом, он каждый день после работы оставался в цехе — устанавливал станины, подгонял к бабкам. Однажды он даже геодезиста привел в цех — для точности, и тот навел трубу на Васькины приспособления.
В десятых числах декабря Васька обточил первый вал, а через день были готовы остальные два. Все три вала блестели на козлах около станка, за которым работал Федя, а Васька добрые полдня сидел то на одном, то на другом, протирал их своей кепкой, улыбался и курил — он не мог больше ничем заниматься.
После обеденного перерыва по цеху прошел Петр Филиппович. Мельком взглянул на валы и сразу же вышел. Красного, напыженного Газукина и Федю он будто и не заметил.
Затем появились Антонина Сергеевна и Фаворов. Антонина Сергеевна штангенциркулем измерила все выступы и уступы на каждом валу. Фаворов передвигался вслед за нею, бархатисто напевая, глядя ей в затылок. Покончив со всеми измерениями, Антонина Сергеевна выпрямилась и просияла: перед нею давно уже стоял Васька.
— Так это вы придумали?
— Вот, вместе с ним, — сказал Васька, обошел вокруг станка и оперся о плечо Федора.
— Ты что? — Федор хотел оттолкнуть его, но увидел, что Антонина Сергеевна любуется их нежным содружеством, подобрел лицом, покраснел и неловко кивнул ей: — Антонина Сергеевна, я совсем здесь ни при чем!
— Врет! Он больше всех думал! — Газукин еще крепче сжал плечо Федора. Это была его очередная шутка. Он наслаждался муками Федора, его протестующими, злыми судорогами. — Он у нас скромный! — Газукин осклабился. — Его понять надо. Царев вот не понял… Подкидыш, говорит…
Федор опустил глаза. Кровь прилила к его ушам. Он больше ничего не слышал и очнулся лишь после того, как увидел, будто во сне, совсем рядом удивленные глаза Антонины Сергеевны, переполненные ласкающей темнотой. Она что-то говорила ему.
— Я еще раз говорю, что никакого участия… — начал он, потупясь.
— Да, — сказал Фаворов. — Это они вдвоем: Газукин и Гусаров, — И, став к Феде спиной, закрыл Антонину Сергеевну, но девушка бесцеремонно отодвинула его в сторону.
— А я тоже, как Царев. Не понимала вас. Представляла вас совсем другим!
— Это человек с характером, — сказал Фаворов и опять закрыл Антонину Сергеевну своей красиво очерченной спиной. На этот раз Антонина Сергеевна ее не отстранила. Медленно удаляясь, они заговорили о валах и о подаче материала к «улиткам» шаровых мельниц.
Для всех, кроме Феди, этот разговор остался незаметной, мелкой паузой. Но для Федора каждое слово здесь было полно значения. Опять он предстал перед Антониной Сергеевной не самим собой: его хвалили за чужие подвиги.