Повести и рассказы

А в это время в других классах происходило то же самое. Явился директор, начал наводить порядок.

А когда пришел Павлик, то имел столько неприятностей, сколько не было у него за целый год.

… Вряд ли еще где-нибудь кого-нибудь ждали так, как ждали монтера в доме Павлика. Можно прямо сказать, что его ждали, как солнце, приносящее свет. Каждый раз, когда скрипели двери, все бросались к ним с радостной надеждой и отходили с грустью, если приходил не он.

Когда появился наконец человек с сумкой, его встретили как самого дорогого гостя.

— Сюда, сюда! — суетилась мать, прыгал Павлик, вертелась Катя.

— Да не стоит, я ничего… я так, — смущаясь, отвечал человек с сумкой.

— Нет, нет, заходите, посмотрите! Если бы вы только знали, какое горе было! — говорила мать, проводя его в комнату.

— А разве вы уже знаете? Мать удивилась:

— Как же нам не знать, если такое пережили, что и сказать нельзя?

— А может, это совсем о другом. — Улыбаясь, проговорил человек и раскрыл сумку. — Может, тут извещают о какой радости?…

И он подал письмо

— Почтальон! — крикнул Павлик.

— Почтальон! — проговорила мать;

— Постальен! — повторила Катя.

— Ну, — сказал человек с сумкой. — А вы думали кто?

— Мы думали — монтер, — смутившись, ответила мать. Когда пришел отец, то в первую очередь спросил, был ли монтер. Услышав, что не был еще, он очень огорчился.

— А может, сегодня и не придет? И от этой мысли всем стало грустно. Только в пятом часу явился настоящий монтер. Павлик не отходил от него ни на шаг, следил за каждым его движением.

Монтер подошел к счетчику, выкрутил пробку, посмотрел: проволочка, что проходила через нее, была целая. Вкрутил назад и выкрутил другую. Там проволочка была порвана.

— Я вам временно соединю проволочкой, — сказал он, — а там вы сами купите новую пробку и вкрутите;

Он взял тоненькую проволочку, обмотал один конец вокруг металлического конца пробки и вкрутил назад.

Павлик жадно следил за этой работой, все заметил, и, когда электричество загорелось, задумчиво произнес:

— Так мы и сами могли бы сделать…

— Конечно, могли бы! Чего уж проще: купить новую пробку и вкрутить ее, — улыбаясь, проговорил монтер, а потом, уже серьезно, добавил: — Но имейте в виду, что пользоваться проволочкой надо очень осторожно и только в крайнем случае. Если поставишь более толстую проволоку, то можешь наделать беды не только себе, но и соседям. Лучше всего иметь запасную пробку, а для этого не надо никакой техники.

Когда монтер вышел, Павлика охватила и обида, и злость, что из-за такой чепухи пришлось столько натерпеться.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, где говорится, как мать воевала со сковородкой, как Клаве надо было откусить гвоздь и как тетка Марья сбилась с панталыку

Еще в сенях Клава услышала, как мать ворчит:

— Вот несчастье-то на мою голову! «Что такое случилось?» — встревожено подумала Клава. Сначала она почувствовала приятный запах, а потом, уже войдя на кухню, увидела, что мать печет на примусе оладьи — и больше ничего, и никаких несчастий ни на голове матери, ни вокруг.

Немного странным было лишь то, что мать очень уж резво прыгала около примуса.

Пустилась в пляс и Клава, но только от радости.

— Ой, мамочка, как хорошо, что ты оладьи печешь!

— Знаю, что тебе есть хорошо. А вот попробовала бы сама печь на этой непослушной сковородке.

— Я тебе помогу, мама.

— Толку-то от твоей помощи. Сидела бы лучше да уроки учила. Добрые люди спать уже собираются, а ты где-то еще бродишь.

— Я же говорила, что у нас сегодня физкультурный кружок, — сказала Клава и пошла в комнату раздеваться. Мать, ворча, снова принялась плясать вокруг примуса, собственно говоря, не вокруг примуса, а вокруг сковородки. В ней, непослушной, и был корень зла.

А корень этот заключался в том, что ручка сковородки держалась на одной, да и то расхлябанной заклепке. От другой остались лишь две дырочки.

Чтобы пользоваться этой сковородкой, нужно было радеть мастерством циркача-жонглера, который может крутить на палочке тарелки, или держать их на одном пальце, или поставить ребром на нос, или еще что-нибудь в этом роде.

К сожалению, мать такой науки не проходила, поэму сковородка совсем не слушалась ее и вертелась, как сама хотела. А хотела она вертеться главным образом влево. Если же это ей не удавалось, то — вправо. А прямо держаться избегала всякими способами. Теперь понятно, почему мать плясала, злилась и ворчала.

Когда Клава снова вошла на кухню, мать сказала ей:

— Ну, пеки уж ты, пока я вынесу ушат. Клава согласилась очень охотно. Взялась одной рукой ручку сковородки, другой ворошит, переворачивает оладьи; все идет как по маслу.

Но стоило ей снять сковородку, как она — круть! — оладьи полетели на пол. Подобрала Клава оладьи и начала снова накладывать тесто.

Тут и пошло несчастье за несчастьем… Едва только Клава собралась положить тесто, — сковородка крутнулась влево, и оно попало на табуретку. А когда Клава поднесла следующую ложку, — сковородка метнулась вправо.