— Ты помнишь, в начале движения ты избила у ворот школы учительницу? Ее звали Сюй Айхуа, она была учительницей иностранного языка в четвертой школе. Когда я училась в четвертой школе, она преподавала у меня. Так вот, она была для меня образцом учителя, она заботилась обо мне, как родная мать. Когда ты била ее, я сзади хотела удержать тебя, да не смогла…
Потрясенная Бай Хуэй молчала. Она отчетливо помнила, что в тот момент, когда она ударила учительницу своей деревянной винтовкой, сзади кто-то пытался схватить ее за руки. Потом она не раз думала, что, если бы тогда ее удержали, ей не пришлось бы носить на себе груз вины. Только теперь она узнала, что удерживала ее Ма Ин. В жизни нередко так бывает: в критические минуты всегда есть возможность поступить правильно, но далеко не всегда это получается.
— Хорошо бы еще, если бы она осталась жива, — продолжала Ма Ин. — К несчастью, левоэкстремистские элементы из четвертой школы избили ее до смерти. Как мне ее жалко! Если бы ты знала, какая она была хорошая учительница, ты бы наверняка почувствовала угрызения совести. А впрочем, чем сокрушаться о прошлом, лучше запомнить этот урок!
Ма Ин еще что-то говорила, но Бай Хуэй уже ничего не слышала. Потом Ма Ин поехала прочь, но, остановив лошадь, повернулась к Бай Хуэй лицом и, приставив руки ко рту, крикнула:
— Бай Хуэй! Будет время, приезжай ко мне! Слышишь меня?
Бай Хуэй машинально подняла руку и помахала Ма Ин. Ее так трясло, что даже лошадь под ней беспокойно переминалась. Она открыла было рот, чтобы ответить, но не смогла произнести ни звука. Из горла ее вырвалось что-то похожее на всхлипывание.
Совсем обессиленная, она поскакала домой. В конце концов она легла на спину лошади, двумя руками обхватила ее за шею, зарылась лицом в густую длинную гриву и взмолилась:
— Все ты. Почему ты не отпускаешь меня? Почему ты не даешь мне жить?
После той встречи она стала худеть, лицо ее осунулось, на нем резче обозначились скулы. Однажды, сидя верхом на лошади, она потеряла сознание и упала на ковер из желтых степных цветов. Умная лошадь, нутром чуявшая седока, целовала ее влажными губами и привела ее в чувство. Кое-как она вскарабкалась в седло, халат ее измазался в грязи, на виске появилась ссадина. Начальник Бай Хуэй хотел дать ей отпуск, но она заупрямилась, и тогда ему пришла мысль направить ее на повышение квалификации в больницу и тем самым избавить от поездок по степи. Она уже в третий раз приезжала в город на учебу, и персонал больницы радостно ее встретил. Но на сей раз она обратилась с двумя довольно странными просьбами: во-первых, освободить ее от ночных дежурств и, во-вторых, не поручать ей продажу лекарств. Отказ от ночных дежурств еще можно было понять, ведь она плохо себя чувствовала. Но почему она потребовала не поручать ей продажу лекарств? Это осталось для всех загадкой.
Однажды человек, приехавший из ее уезда по делам в город, привез ей два письма. В первый момент она решила, что это письма от отца и Ду Инъин. Одно письмо оказалось действительно от Ду Инъин, а другое было не от отца, а от Хэ Цзяньго. С тех пор как Хэ Цзяньго прислал ей письмо, где говорилось о Чан Мине, он долгое время не писал ей. Что там еще случилось?
Первым делом она вскрыла письмо Хэ Цзяньго. В письме Хэ Цзяньго вначале поздравлял Бай Хуэй в связи с тем, что ее отец получил повышение, а затем сообщал ей о переменах в своей жизни: он уже введен в состав руководителей школы, назначен заместителем секретаря и к тому же работает в отделе народного образования районного комитета партии. Все это было неинтересно Бай Хуэй, и ей даже подумалось, что Хэ Цзяньго похож на воду, долго стоявшую в стакане: такой же затхлый на вкус. Почитала письмо дальше — все та же старая песня: нахваливает себя, набивается в друзья. Дальше в письме он впервые сообщил Бай Хуэй, что он дружил с Ду Инъин, но сейчас у них «произошел решительный разрыв». Он писал, что Ду Инъин «оказалась слабой, безвольной, безыдейной, трусливой, строптивой, лишенной идеалов и не приспособленной к жизни», что «она целыми днями что-нибудь жует и оттого все толстеет. В нашу эпоху борьбы она никчемный человек. Связать с ней свою жизнь — значит загубить ее!». Далее он сообщал, что Ду Инъин завязала знакомство с каким-то рабочим ковровой фабрики, так что ощущал себя «брошенным» и «страдающим» и просил Бай Хуэй «посочувствовать» ему. Он также обещал в течение года подыскать для Бай Хуэй отличную работу в городе, и тогда ей «больше не нужно будет искупать свою вину в степи!».