Повести и рассказы

Саша почти вбежал в кабинет директора и остановился — будто лбом стукнулся о косяк. Узкоплечий, тонкошеий, и пальцы тонкие… а вот глаза круглые, темные, как у птички, непонятно, что в них. Увидел гостя и, конечно, догадался, что пришли по его душу. Но, судя по всему, не рад.

— Я выйду, — буркнул Найденышев. — Позовете. — Он прикрыл за собой дверь.

«А не делаю ли я глупость?..» — вдруг со страхом подумал Колесов. Но отступать было некуда.

— Саша, — начал он. — Не хотите ли вы…

— Нет, — прорычал тонкий мальчонка, дернувшись всем телом. И словно сглотнул слюну, и глаза его стали словно стеклянные.

— Ты даже не хочешь послушать?..

— Эк! — Саша мотнул головой и отступил к двери, уже собираясь уйти. Жалкий, в серой, как дерюга, рубашке, в черных трико, уже коротких для него брючины поднялись до середины икр. На ногах драные тапки.

— Почему?! — едва не закричал Колесов, поднимаясь и все еще держа руку в кармане.

— Эк!.. — Саша толкнул плечом дверь, она открылась.

— Да постой же!.. — Колесов схватил его за локоть, жесткий, как велосипедный руль. Но мальчишка мгновенно ребром другой ладони больно стукнул его по руке, Колесов взвыл и машинально выдернул порезанную руку из кармана.

— Да черт тебя возьми! Ну, русский я, наш… но не алкаш, блин! Хотел в гости пригласить! Мы с женою… — И увидел, что мальчик уставился на его руку с намотанным вслепую носовым платком. Глянул сам — платок был красный. Да и через белую материю брюк кровь проступила.

— Как это?.. — испуганно пробормотал Саша. Слова были невнятны, но различить их было можно. — Порезались? Я щас… — он выбежал.

Колесов поднял руку над головой и отодрал липкую материю.

Сашка вбежал с пузырьком йода.

— Денжите (держите)…

Минут через десять, сказав директору детдома, что они в гости, просто чаю попить, Колесов и Саша поехали автобусом в Академгородок.

Саша для визита переоделся — надел белую рубашку и синие стиранные джинсики. Русые волосенки на темени расчесал назад — и они встали.

Когда вошли в квартиру, Марина вполне искренне изумилась:

— Ой, какие кавалеры… — Она, видимо, ожидала увидеть карапуза. Или калеку. — Проходите, проходите!

Но случилась непредвиденная беда — Саша второпях забыл сменить носки. А может, у него других и не было? Следуя примеру Колесова, тоже сбросил у порога обувь — разбитые, с надвязанными шнурками ботиночки, и ступил на ковер — и запашок пошел… Колесовы увидели черные концы его носок… Марина сразу сомкнула губки гузкой, вскинула возмущенно голову, как актриса Ермолова на картине Серова, и мальчик мгновенно все понял. Снова, как в детдоме, отскочил к двери и зло сузил глаза.

Марина поняла свою ошибку, фальшиво заулыбалась:

— Чай будете пить? Сейчас заварю.

— Эк, — глухо отвечал мальчишка, отрицательно мотая головой и пробуя наугад, не нагибаясь, побыстрее напялить ботинки. — Нет.

— Погоди, мы музыку сейчас послушаем, — мягко сказал Колесов. — Марина, оставь нас. Саша, да постой ты!..

Он шагнул в большую комнату, включил кассетник — в динамиках грянул волшебный Россини, стремительная увертюра к опере «Итальянцы в Алжире» — и мигом вернулся в прихожую.

Сашка стоял, зажмурившись, слушая?.. черный, как цыган, загибая пальцев ног вовнутрь, делая ступни похожими на грабельки.

— Я хочу момой, — дождавшись крохотной паузы, отрезал Сашка. — Всё.

— Нет, не всё! — сердито зашипел Колесов. — Давай по-мужски! Она любит дочь. У нас есть дочь. А я люблю мужские компании! Мы с тобой на рыбалку будем ходить. А сейчас ты в ванную… потом я… Потом мы чего-нибудь поклюем.

— Читал я эти сгазги… — Сашка задергал ручку двери. — Принц и нищий.

— Я тебя прошу! — Колесов схватил его за кисть, и вдруг Сашка, как собачонка или волчонок, нагнулся и укусил ему руку. Как раз ту, которую сегодня лечили… Станислав Иванович, матерясь, взвыл — детдомовец вылетел за дверь и — только грохот шагов по ступеням этажей.

Вышла жена в атласном халате, деланно зевнула.

— Я вам не мешала…

— Оставь меня. — Колесов обошел ее, как столб, выключил в большой комнате музыку и сел. И попытался глазами подростка посмотреть на свою квартиру. На телевизоре — узорная накидка, на проигрывателе — узорная накидка. На этажерка, на серванте — маленькие пузатые баночки из Парижа распространяют запах фиалок и роз. Под ногами ковер в оранжевых и желтых розах — без единой соринки. Медицинская чистота. И сама хозяйка — как кремовый торт, ноготки все алые, и на ногах алые. Ну, какой мальчишка поверит, что здесь могут его полюбить?

Жена что-то говорила, но он не слушал. Почему-то вспомнилось, как в детстве отец отшлепал его в хлеву за то, что курил. И курил-то Стас не папиросы мох, выдранный меж бревен бани. Правда, еще сухие нерастеребленные вершинки конопли ввертывали. Отец больно дернул за ухо и сильно толкнул — сынок упал лицом вниз в солому с вонючими коровьими лепехами и зарыдал. А отец сорвал с гвоздя какие-то старые веревки — и веревками…

— Будешь еще?.. будешь?..

Прибежала мать:

— Не обижай его!.. — обняла, защитили сыночка. — Он же единственный у нас… Ты скажи ему словами — он поймет.