Шлюпка все нависала и нависала над водой, все бесплоднее были попытки ее удерживать, и Маленькому Петрову показалось неуютно и страшновато в ее тени, и он обрадовался, когда капитан из-за другого борта крикнул:
— Все в сторону!
И закипела, забурлила вода вокруг шлюпки. Замелькали руки, ноги, животы, пузыри черных и синих трусов, глаза, зубы… Один только человек сохранял спокойствие. Он стоял по пояс в воде, улыбаясь телесному счастью — воде, солнцу, ветерку. Он поплескивал водой на свои кругловатые, незагорелые плечи, на свою полнеющую, незагорелую, нетатуированную грудь, поплескивал на свое моложавое лицо и гладил его ладонями, словно заново лепил, а вылепив, оказался и в самом деле чуть другим человеком, как это всегда бывает с людьми после мытья или купанья.
Погрузку закончили скоро. Закрепили мачты в гнездах, оснастили парусами. На верхушках мачт трепыхались узкие красные вымпела.
Капитан придирчиво принимал работу. Заглядывал под банки, строго смотрел, как упаковано продовольствие, проверял уключины — хорошо ли держатся в них весла. Потом собрал всех вокруг себя и сказал:
— Я все думал, на какой шлюпке мне идти. Никак не мог выбрать. Потом решил: пойду на той, которая больше понравится. Так вот — больше мне понравилась шлюпка боцмана Ленца…
— Ура! — закричал экипаж боцмана Ленца. Сам боцман стоял молча. А Степа Еремин — командир второй шлюпки — посвистывал, будто ничего не произошло. Никто не должен видеть, что командир переживает.
— Ленц — достойный товарищ, — продолжал капитан, — мало того, он остроумный товарищ, чего я, между прочим, раньше не знал. Это даже интересно. Поглядите…
И капитан показал рукой на корму Ленцевой шлюпки, где лежала резиновая подушечка в розовой ситцевой наволочке, надутая как раз в меру, чтобы сидеть на ней было приятно и удобно. Это была та самая замечательная подушечка, без которой капитан не отправлялся ни в один поход, а однажды, позабыв ее на некоем островке и спохватившись только через полчаса пути, приказал вернуться.
Возвращались на веслах, с досадой бросив попутный ветер, а капитан сидел на корме мрачный и, сведя брови, рычал:
— И-и — раз!.. И-и — раз!..
Искали подушечку всем отрядом, растянувшись цепью по острову. Нашел ее человек по фамилии Петухов. Нынче его в поход не взяли, потому что он остался на второй год в седьмом классе. Но этот Петухов тем не менее стал легендарной фигурой. Если капитану надо привести пример необычайной зоркости или, напротив, упрекнуть кого-нибудь в неумении видеть у себя под носом, он всегда вспоминает Петухова.
Тогда на острове Петухов был награжден за находку. Капитан вытащил из кармана горсть конфет и сказал:
— Подставляй лапу, Петухов!
…И вот теперь розовая подушечка уютно лежит на корме Ленцевой шлюпки, деликатно и красноречиво приглашая капитана взойти на борт.
— А чемодан мой вы заперли? — спросил капитан.
— Так точно, товарищ капитан, — ответил боцман Ленц, — у Каштанова ключ подходит.
«Эх, и боцман у меня, — радовался Маленький Петров, — настоящий боцманюга, не то что Степа…»
— А теперь, — сказал капитан, — выдать по тушенке на двоих и буханке на пятерых.
Разделить трапезу с капитаном — большая честь. Интересно, кого он пригласит…
— Ленц, давайте-ка подсаживайтесь, разделаем эту баночку.
Боцман Ленц достает из кармана складной нож, приставляет лезвие к банке, ударяет ладонью по рукоятке и режет крышку чуть наискосок, да так ровно и чисто!
— Хорошо, — говорит капитан, — культурно. Прямо как Большой Петров. Смотреть приятно. Учитесь, люди. — Он поворачивается к Маленькому, который в эту минуту макает горбушку в прозрачное розовое желе. — Не стесняйся, Маленький Петров, работай, работай. У вас, у Петровых, аппетит что надо…
ГЛАВА ШЕСТАЯ.
Еще раз из прошлого. Маленький и Большой
Сказано приглядывать за младшим, — значит, все. Большой Петров смотрел на часы, нахлобучивал на Маленького шапку и уводил его за собой. Шли они сначала по дощатым тротуарам, потом по булыжникам Заречной, затем по асфальту улицы Ленина и, наконец, по звонким плитам Ратушной. Этот путь Маленький изучил хорошо — сам поворачивал куда надо. К Маленькому в клубе быстро привыкли, и когда, случалось, Большой Петров приходил на занятия один, его у порога спрашивали:
— А Маленький где? Ты что без Маленького?
Обычно брат сажал Маленького у самой двери на стул, совал ему конфету или яблоко и принимался за свои дела.
Порой, в середине вечера, когда за окном душной клубной комнаты опускались густые сумерки и на стекле расплывался влажный круг уличного фонаря, кто-нибудь говорил шепотом:
— Ребята, глядите, Маленький-то под шапкой спит!..
С Маленького снимали шапку, и его белая голова с копной свалявшихся волос беспомощно падала набок, а на лбу блестели бусины пота.
— Маленький, просыпайся! Домой пойдем! Во здоров спать!
Маленький из сна выходил, как из воды выныривают: отфыркивался, шумно дышал, тер глаза…
— Привет! Выспался?