Повесть о «царском друге». Распутин

Избегание волнений в народе настораживало её. В комнате появилась София, она поздоровалась с «царским другом» с беспечным видом, не взглянув на него, принцесса взяла несколько печений из плетёной тарелки на столе и так же скрылась из комнаты. Как вдруг Распутин, обратив внимание на её жизнерадостный нрав, вдруг проявил в своём сознании какую-то скорбь и уныние, а также скорое прекращение этого настроя в этой задорной девушке. Не зная, что будет, он, однако, желал подыскать слова и в будущем поделился бы о судьбе дочери царя по-дружески, о своей интуиции по его возвращении из Могилёва, как и зная о том, что подобные высказывания государю были бы делом пустым и необоснованным. В том же одном из разговоров при посещении Распутина с их четой Николай продолжал, как царица вспоминала, высказываться по поводу естества населения.

– Политика – жажда для крестьян, – продолжал Николай, – им лишь бы напиться, отодрать на сеновале девку…

– Николя… – перебила его царица.

– Что? Это правда, дорогая, в каждом посёлке каждой, деревне положение тому. Это быт. Жизнь, если хотите, могу, так сказать, – дополнил царь.

Николай Романов не знал, как ещё проявлять себя, чтобы проявить интерес к общению своего гостя, в самом деле, такой отвлечённый человек не сведущ в таинствах управлению царством, как Распутин был ему нужен. И, как всегда, «царский друг» сохранял равнодушие, у него были свои мысли.

– Не стоит думать о тех, кто живёт только бытом или простым мнением. Сам мир держится на «трёх китах», – продолжил царь.

Высказав своё мнениё, не встретив всё же словесный отпор, он поставил на стол допитую кружку и направился к выходу.

– Я в свою комнату, всем приятного дня, дорогие, – сказал и вышел.

В этот раз Распутин также задерживаться долго не стал, хотя ему было приятно в обществе императрицы. По возрастному соответствию она младше его на три года, и, если бы их положение было уравнено и если не замужний статус женщины, они могли стать идеальной парой. Он довольствовался тем, что бывал в их доме. Царица же довольствовалась тем, что он бывал у них. И то гостеприимство Александры, что тянуло его в царский двор, было, по светским предположениям и сплетням, намёком на их близость, в действительности состояла у них лишь в их привязанности. В мыслях же самого Распутина царица увлекала его как приятный, интересный собеседник. Другой вопрос состоял в том, тянулся ли бы он к цесаревичу без такого желаемого отношения Александры Федоровны, даже при натянутых, какие у него были с Николаем в царском дворе, общениях. Как то, если не желание обладать уже не юной Викторией Алекс6, у Григория Распутина были мысли вполне искренны, находиться рядом с этой женщиной, лишь в ней он чувствовал упоение наилучшего собеседника и в действительности тем самым влекущей его женщины.

Вскоре, возвращаясь в свою обитель в дни, предшествующие Рождеству, Распутин желал уединиться на своей съёмной квартире. Прибыв в Петроград, Григорий в первую же очередь решил отвести свой покой в причитании о пресвятых, как и не мог он отрешиться от книг по фантастике. Выходившие небольшим тиражом книги писателя Жюля Верна, которые быстро раскупались. Подаренной однажды кем-то из друзей, Распутин увлёкся историей под названием «20 тысяч лье под водой».

На неделе к выходным заходили к нему городские люди, наслышанные о праведнике и лечащем знахаре из глубинки, приносили кто круглую корзину хлеба или яиц. Несли меда, бутыли вина красного, сетуя о лечении кого-либо из захворавших близких им людей. Обещая мольбу о заболевшем, а зачастую лечение путём своего тепла ладоней и сосредоточивания энергии, настраивая на излечение того или иного недуга, Распутин также обещал навестить кого-либо из более тяжких больных к ним после рождества.

Под вечер на 15 декабря 1916 года Григорий Распутин, всё больше сожалея, что не мог присутствовать на день Николая Чудотворца, как всегда бы пожелавший по тезоименитству царя на проповеди в церкви упомянуть о государе, в тот день 6 декабря он испарился из Исаакиевского собора, поспешив в питейное место и укутавшись, вспоминая речь с Феликсом Сумароковым-Эльстоном, в тот день Распутин был раздосадован отказом графа во дворце, направился до своей квартиры. И только новое пребывание его после Петергофа как-то уровняло их отношения не без помощи Александры Фёдоровны.