Повесть о суровом друге

Становилось жутко, когда он, надвинув на самые глаза вывернутую наизнанку ватную шапку, подходил к жаркому коксу и поливал его брызжущей струей.

В рваном отцовском пиджаке с длинными рукавами Васька казался совсем маленьким. Он копошился перед пылающей стеной, и горячий пар окутывал его так, что он, наверно, и сам не видел, куда лить воду.

Постепенно коксовая стена осыпалась, от нее отваливались огненные куски и падали к ногам Васьки. Казалось, вот-вот вся эта стена рухнет на него и сожжет заживо.

Мастер коксовых печей, бельгиец, маленький, лысый человечек с большим животом, знавший по-русски только три слова: "лей", "с богом" и "своличь", все время покрикивал на Ваську:

- С богом, лей!

Васька еще ближе подступал к пышущей жаром стене и изо всех сил тянул за собой длинную кишку. Ему не под силу было держать на весу тяжелый медный наконечник пожарной кишки, и Васька упал на одно колено. Мастер заорал, затряс брюхом:

- Лей, своличь!

Двое рабочих, проходивших мимо, остановились, глядя на то, как мучается Васька.

- Душегубы, какого мальца поставили на проклятую работу, - сказал один.

- Дешевле платить, вот и поставили, - ответил другой. - Взрослому надо сорок копеек в день, а мальчику можно гривенник.

- Чей это пацан, не знаешь?

- Анисима Руднева сын. Отец с войны без ног пришел, и сынишка теперь пропадает...

- Чтоб их, этих богачей, в бараний рог согнуло. Когда они напьются нашей крови?..

Я видел, как Васька еле держался на ногах. Я знал, какой он упрямый скорее умрет, чем покажет, что ему тяжело, - и мне стало жаль его.

Закончив поливать, он, шатаясь, с красным от жары лицом поплелся к ведру с водой. С жадностью Васька выпил подряд три кружки теплой, смешанной с каплями пота воды, потом снял шапку и вытер ею лицо. Васька сел на приступке в уголке, где на кирпичной стене в тусклом свете лампадки виднелась черная от копоти икона. Трудно было разобрать, кто на иконе - не то божья матерь, не то Николай-чудотворец: одни белки глаз светились в полутьме.

- Тяжело, Вась? - спросил я, вытирая пот на его лице.

- Что поделаешь, - хрипло отозвался он, - надо же мамку с батей кормить...

Все-таки Васька не выдержал и убежал с завода.

Случилось это в понедельник. Я принес ему на коксовые печи обед бутылку чаю и кусок хлеба. Не успел он поесть, как зазвенел звонок - стали выдавать кокс. Васька подхватил ненавистную брезентовую кишку и стал поливать.

Зашипело, затрещало вокруг. Удушающий огненный пар совершенно скрыл Ваську, и я не заметил, как и когда он упал. Я видел только, как толстобрюхий мастер взмахнул руками и заорал:

- С богом, своличь!

Он спрыгнул на площадку, где находился Васька, и продолжал вопить:

- Лей!

Когда горячий пар рассеялся, я увидел Ваську лежащим на железных плитах. Вода, пофыркивая, выливалась из кишки. Бельгиец схватил Ваську за шиворот и поставил на ноги:

- Своличь, лей!

Васька стоял пошатываясь. Из носа у него текла струйка крови. Он смотрел на мастера какими-то пустыми глазами, будто не видел его. Но когда тот схватил его и встряхнул, Васька вырвался, подхватил кишку и направил струю прямо в усатое лицо мастера.

Бельгиец вскинул руки, хотел позвать на помощь, но захлебнулся и грохнулся мягким задом на железные плиты.

Закрываясь от бьющей струи руками, он что-то кричал, но Васька поливал и поливал его, сбил с него кожаный картуз, намочил жилетку с золотой цепочкой на брюхе. На крик мастера отовсюду стали сбегаться рабочие. Васька отбросил шланг и помчался вдоль коксовых батарей, вскарабкался на гору железного лома и скрылся.

Мы встретились с ним у проходных ворот. Васька сорвал пыльный лист лопуха и вытер им кровь на губах. С ненавистью глядя туда, где курился над печами желтый дым, он сказал:

- Так ему и надо, толстопузому. Идем, Леня, нехай они пропадут со своим коксом...

3

В неглубокой балке мы присели отдохнуть. Я показал Ваське новые фантики от конфет, потом достал из-под рубашки веревку и предложил поиграть в коня и кучера, но Васька безразлично смотрел на все это.

- Не надо, - сказал он, - ни к чему...

Мы поднялись и пошли домой.

Васька боялся, что ему влетит от отца. Но все обошлось. Жаль только, что жалованье Ваське не выдали. Он заработал семьдесят копеек, но Юз оштрафовал его на рубль. Ладно уж, спасибо, что в тюрьму не посадили...

Теперь мы опять играли вместе, строили в огороде шалаш из бурьяна и палок, потом копали шахту. Только Васька сильно переменился. Испортили его на заводе. Он сделался задумчивым: лежит и лежит с открытыми глазами. Окликнешь, а он молчит.

Однажды, когда мы возились у калитки, подъехал на тележке Анисим Иванович и виновато сказал:

- Определили тебя, сынок, в шахту! Не хотелось губить твои малые годы, да такая уж наша судьба - тяни лямку, пока не выроют ямку.

Тетя Матрена заплакала:

- Посылаем дите в прорву!..

- Замолчи! - прикрикнул на нее Анисим Иванович. - И так тяжко на душе.

На другой день тетя Матрена повела Ваську на Пастуховский рудник.