Повесть о суровом друге

Перед армиями лицом к лицу встретились двое командующих.

Кадет привстал на стременах, оглядел нас и спросил:

— Ну-с, кто тут свободы хотел?

Мы молчали.

Кадет вскинул шашку и повторил:

— Подходите, буду свободу выдавать!

Сенька, стоявший позади, хмыкнул в кулак.

Кадет все время делал вид, что не замечает Ваську. И вдруг, будто нечаянно увидел, посмотрел на него свысока, скривил губы в усмешке. Острым концом шашки он поддел и сбросил с Васькиной головы картуз.

— Это ты, что ли, сапожник Васька? А ну, повторяй за мной: «Да здравствует Александр Федорович Керенский!»

Васька сжался, готовясь к прыжку.

Кадет занес шашку, холодно блеснувшую в лучах солнца.

— Я тебе что приказываю, мерзавец? Кланяйся мне в ноги, ну?

Нет, что ни говори, а Васька был красивее кадета. Тот был какой-то плюгавый, а Васька — богатырь! Он смотрел на кадета исподлобья и молчал, держа прут обеими руками. Его загорелые плечи отливали медью.

Я боялся за Ваську: вдруг кадет рубанет сдуру по голове.

— Последний раз предупреждаю! — повелительно произнес Генька Шатохин. — Повторяй за мной: «Да здравствует…»

— На что мне сдался твой вшивый Керенский! — сказал Васька, поднял прут и воскликнул: — Да здравствует Ленин!

— Ур-ра!.. — подхватили мы.

Кадет ударил Ваську шашкой плашмя. Васька присел, но не от удара, а чтобы самому ловчее размахнуться. Он так стеганул прутом по морде лошади, что кобыла взвилась на дыбы. Кадет съехал набок, судорожно обхватив руками и ногами туловище лошади. Шашку он выронил.

Васька схватил кадета за ногу и сдернул на землю.

Лошадь ускакала. Кадет потянулся было за шашкой, но Васька наступил на нее ногой.

Заложив два пальца в рот, наш командир пронзительно засвистел.

Мы бросились на врагов. Уча подскочил к знаменосцу, сбил его на землю и вырвал флаг. Кадеты побежали. Сенька-«силач», отступая, махал вокруг себя топориком и почему-то громко кричал:

— Ур-ра-а!!!

Кадетский барабанщик испуганно поднял руки:

— Сдаюсь, сдаюсь…

Ребята налетели, сбили Сеньку и взяли его в плен.

Доблестная наша армия под командой разгоряченного Учи с криком и свистом преследовала противника, а мы, телохранители Васьки, стояли около него.

Генька со связанными за спиной руками валялся на земле у Васькиных ног. Лицо у него было бледное от ненависти.

— Развязать хвастуна, — приказал Васька, не глядя на кадета.

Я подошел к пленному и развязал крепкий узел. Кадет медленно поднялся, стоял угрюмый, лишь глаза бешено сверкали.

Полагалось арестовать кадета по всем правилам: отнять все вещи, и я стянул с него портупею вместе с пустыми ножнами, подобрал саблю, вложил ее в ножны и надел на себя.

Генька метнулся ко мне:

— Отдай шашку, мерзавец!

Но я показал кадету свою кривую обручевую саблю и сказал:

— Замри, буржуй!

Васька посмотрел на ребят:

— Что будем делать с пленным?

— Бить, — коротко предложил Цыган.

— Налить ему воды в ухо, чтоб он с ума сошел, — подсказал Илюха.

— Как вы смеете! — закричал кадет. — Я скажу папе, он всех вас повесит.

Васька с презрением глядел на врага.

— Кланяйся мне в ноги, — спокойно приказал он.

— Как ты смеешь!.. — вскричал кадет и заплакал.

— Не хочешь? — грозно проговорил Васька. — Или, может, не знаешь, как нужно кланяться? А ну-ка, Абдул, помоги ему.

Цыган подошел сзади и принялся гнуть голову кадета к земле.

В это время на горе показалась девочка. Ее короткое голубое платье трепетало на ветру, как пламя.

— Геннадий! Геня! — кричала девочка. — Они убьют тебя, Геня!

Она подбежала к нам, плача, хватала с земли комья и бросала в нас.

— Дикари! Вот вам, вот вам! — выкрикивала она.

Я узнал кадетку. Это она дала мне в день свержения царя кусок белого хлеба и не позволила брату бить меня. Глаза у нее были голубые, как платье. Вся она была чистая и казалась хрупкой, словно бабочка.

Васька взглянул на свой грязный, оцарапанный живот и смутился. А я застеснялся своей Обручевой сабли, небрежно отбросил ее в сторону и выпятил грудь.

Тонька при виде кадетки так и ощетинилась вся, точно кошка. Она воинственно утерла рукавом нос и двинулась на кадетку:

— Ты шо, а? Ты шо?

— Не тронь! — строго приказал Васька и тяжело, вперевалку зашагал с горы.

Мы молча двинулись за ним.

Кадет поднялся и, как бы не веря тому, что легко отделался, пошел к себе, прихрамывая на правую ногу.

Кадетка бежала за ним впритруску и говорила в спину:

— Вот я скажу папе, все скажу.

Я догнал ребят, и мы, окрыленные победой, дружно запели:

Раз, два, три,

Мы — большевики.

Мы кадетов не боимся,

Пойдем на штыки!

5

Мы уже подходили к месту, откуда начали наступление, как вдруг с Грязной под свист и хохот выскочил колбасник Сенька. Он бежал в коротеньких штанишках. Высокая лебеда хлестала его по голым коленкам. За Сенькой, подпрыгивая и громыхая, волочилось привязанное к ноге ведро.

Васька бросился наперерез, повалил Сеньку на землю и придавил грудь коленом:

— Ты зачем на Леньке верхом ездил?

— Я больше не буду-у, Вась…

— А гроб ты кому заказывал в письме?

— Это я… не я-а… — заплакал Сенька.

— А ставок теперь чей?

— Ваш. Пусти! Я тебе колбасы вынесу.

Васька даже сморщился от брезгливости к Сенькиной колбасе.